Беглец

Под влиянием таких мыслей к Шах-Абаду Воинов подъезжал в совершенно другом настроении. От прежней решимости и самоуверенности не оставалось и следа, ему казалось прямо чудовищным безумием предложить Лидии разделить его скромное существование, на глухом, забытом Богом и людьми посту, где-то на границе с Персией, где нет никаких развлечений, никакой пищи уму и сердцу, и где вся жизнь исчерпывается едой и сном.

Если в то время, когда отношения Лидии к Аркадию Владимировичу были вполне дружественными, он не находил в себе достаточной смелости сделать ей предложение, заранее уверенный в отказе, то в последнее время, когда она стала относиться к нему явно враждебно, он уже подавно потерял всякую надежду, а между тем неугомонное воображение, как назло, рисовало ему радужными красками картинки счастья. Бедняга просто места себе не находил и по сто раз задавал себе один и тот же вопрос:

– За что, за что? Что я такое сделал?

Он усиленно копался и рылся в своей памяти, но ничего не мог оттуда выудить, кроме того, что резкая перемена, происшедшая в обращении с ним Лидии, началась со времени кабаньей охоты там, в Персии, и знакомства с Муртуз-агой.

– Неужели Лидии Оскаровне понравился этот татарин? – болезненно стучало в голове Воинова. – Быть не может!

«Положим, он молодец, к тому же человек, бесспорно замечательный и выдающийся среди остальных татар, но все же он татарин, кербалай и больше ничего, а если он и в самом деле не татарин, как про него говорят, то это еще хуже, стало быть, он какой-нибудь беглый, может быть, даже из тюрьмы или поселения… Нет, нет! Такой человек никак не может возбудить к себе чувства любви, да еще в такой барышне, как Лидия Оскаровна! Он ее интересует как невиданный ею доселе зверек, никак не больше, но если так, то почему же такая резкая перемена в обращении с ним, Воиновым? От прежней дружбы, интимности не осталось и следа, все это заменило едва скрываемое раздражение и насмешка… За что, за что? В чем тут причина и корень? Особенно вчерашнее обращение было невыносимо оскорбительно; при воспоминании об этом щеки Воинова невольно вспыхивали, а сердце болезненно замирало. Он не знал, что ему теперь делать. Продолжать ездить к Рожновским это значит спрятать в карман всякое самолюбие, перестать бывать у них – не видеть Лидии – лишение, превосходившее его силы. Разве переговорить с Рожновским, он с ним искренно дружен, может быть, тот знает что-нибудь и даст какой-нибудь благой совет?»

Эта мысль так понравилась Аркадию Владимировичу, что он решил при первом удобном случае привести ее в исполнение и на этом немного успокоился.

– Что будет, то будет! – произнес он и тяжело вздохнул. – Если станет невтерпеж, выхлопочу перевод в другой отдел, подальше отсюда, а то и совсем в другую бригаду. Разлука, говорят, исцеляет!

XXII. По тому же поводу

– Знаешь, твоя сестра последнее время совершенно невозможна в своем обращении с Воиновым, – говорил как-то вечером Осип Петрович, оставшись с глазу на глаз с женой. – Она третирует его, оскорбляет ни за что ни про что. Бедняга так ее любит, готов жизнь за нее отдать, а она держится с ним как с врагом!

– Я тоже это замечаю, – задумчиво произнесла Ольга Оскаровна, – и никак не могу доискаться причины. Вначале они были так дружны, постоянно вместе. Лидия была с ним так любезна; я со дня на день ждала, что вот-вот он сделает предложение и, признаюсь, радовалась за сестру. Аркадий Владимирович человек вполне прекрасный, скромный, не кутит, в карты не играет. Правда, погрести себя на веки вечные в каком-нибудь Урюк-Даге – невеселая перспектива, но ведь никто не мешает Воинову, женившись, хлопотать о переводе на другую границу, куда-нибудь на запад, где жизнь несравненно веселее и лучше. У него, я знаю, есть влиятельные родственники в Петербурге. Средства у него есть, помимо жалованья, прекрасно могли бы жить! Не правда ли?

– Совершенно с тобой согласен. Я тоже нахожу Аркадия Владимировича вполне приличным мужем для Лидии!

– Да, и вот, однако, кажется, все расстраивается. Лидия не только совершенно охладела к Воинову, но начинает относиться к нему прямо враждебно, и я просто не понимаю, с чего бы это?

– А ты не заметила, с какого времени началось это охлаждение? – спросил Рожновский, с хитрой улыбкой глядя в глаза жене.

– Не заметила, но кажется, чуть ли не с нашей поездки в Персию, на кабанью охоту!

– Совершенно верно, с того самого дня, и ты не понимаешь почему? А еще сама женщина! Подумай-ка хорошенько!

– Не понимаю! – недоумевающе покачала головой Ольга Оскаровна.