Беглая монахиня

Магдалена показала пальцем на потолок:

— Мне отвели келью над трапезной. Оттуда из окна виден ручей.

Матрона отодвинула локоть от соседки и презрительно буркнула:

— А, понятно, из чистеньких. Надоевшая епископская шлюха или ублюдок из местных дворянчиков!

Не раздумывая, Магдалена размахнулась и залепила правой рукой пощечину соседке.

В какой-то момент показалось, что матрона вот-вот навалится всей своей тяжестью на Магдалену, но она неожиданно отвернулась и исчезла, не проглотив ни крошки.

Сцена вызвала большое оживление, поскольку толстая старуха в иерархии женской прислуги занимала высшую ступень. С жадностью члена ордена, приученного к неразговорчивости, аббат всегда проявлял живейший интерес ко всему происходящему среди прислуги женского пола. Однако лишь матрона была вхожа к нему.

Так или иначе, но благодаря своей несдержанной выходке Магдалена прославилась в первый же день и... нажила злейшего врага. Так она, по крайней мере, полагала. Тем больше было ее удивление, когда на следующий день матрона, которую все называли не иначе, как «Старшая», подошла к ней и елейным голоском произнесла:

— Я не хотела сказать ничего плохого. Думаю, мы поладим! — И протянула ей свою бесформенную лапу.

— Проехали, — насмешливо хмыкнула Магдалена, не замечая руки Старшей. — С кем не бывает. — Она не доверяла этой женщине.

У Магдалены не было никаких дел, и время тянулось для нее мучительно медленно. Настроение было отвратительное. От идеи покинуть монастырь при первой же возможности она отказалась, вняв доводам Свинопаса, во всяком случае, отодвинула план побега на будущее. В одинокие часы, когда она предавалась раздумьям, время, проведенное с Рудольфо и циркачами, казалось ей порой сказочным сном. Ее не покидала мысль о том, что Господь забрал Рудольфо, чтобы покарать ее. В полной неопределенности проходил день за днем, пока не произошла неожиданная встреча.

В поисках полезного занятия Магдалена вызвалась помогать Венделину Свинопасу при разборе книг в монастырской библиотеке. Не без задней мысли, поскольку надеялась хоть что-нибудь разузнать о людях, причастных к тайным познаниям, с которыми когда-то был связан Рудольфо.

Войдя после утреннего супа в библиотеку, где царил необозримый хаос, почти как в мироздании перед первым днем творения, она в самом дальнем углу обнаружила склоненную над пюпитром для чтения фигуру. На мужчине были плащ и берет, и казалось, что он целиком поглощен лежавшим перед ним фолиантом.

Не успела Магдалена спросить Свинопаса, кто этот необычный благородный ученый — она не сомневалась, что это был именно рыцарь науки, — как Венделин приложил палец к губам, давая понять, чтобы она ради всего святого не беспокоила его. Шепотом он объяснил ей, что это знаменитый магистр, маг, чернокнижник, натуралист, знахарь и одному Богу известно кто еще — доктор Иоганн Фауст.

Магдалена испугалась и вновь украдкой посмотрела в сторону магистра. Несомненно, это был тот самый мужчина, которого она повстречала ночью в лесу под Мильтенбергом. Мужчина, постучавшийся ночью в фургончик Рудольфо и произнесший тайную формулу Девяти Незримых: сатам адама табат...

— Что он тут делает? — шепотом спросила Магдалена.

Свинопас пожал плечами:

— Занимается, как и положено магистру и чернокнижнику, научными изысканиями. Черт его знает, что ему конкретно нужно. Я здесь его уже давно вижу.

— Может, он ищет в монастырских фолиантах способ заставить заговорить звезды?

Чтобы не фыркнуть, Свинопас зажал рот рукой. Если вспомнить о судьбе Магдалены, эта бабенка обладала удивительным чувством юмора.

— Этот доктор Фауст, — зашептал он в ответ, — довольно загадочный тип, одно слово, чернокнижник, а они ведь утверждают, что видят насквозь каждого.

— Звучит так, будто у вас с доктором Фаустом был спор на научную тему!

— Да нет, что вы, — разгорячился Свинопас, тут же снова перейдя на шепот, — на самом деле штудии доктора Фауста меня нисколько не интересуют. Он не слишком-то разговорчив, является каждое утро, не здоровается, ни тебе «Хвала Господу», ни тебе «Пошел ты в задницу», достает клочок исписанной бумаги, на котором значатся три-четыре наименования книг. Большинство из них я могу ему подобрать. Потом зарывается в свои книги до вечерней молитвы, делает пометки и исчезает так же молча, как и пришел. И так день за днем. Я его спрашиваю, может, помочь найти что-то определенное, а он только отмахивается, будто я нарушил ход его высокопарных мыслей. С тех пор мы ни разу не разговаривали. Поверьте, что-то есть подозрительное в этом чернокнижнике!

— Просто он великий молчун!

— Нет, меня не это настораживает.

— Вы заинтриговали меня, Венделин Свинопас!

Библиотекарь взглянул вниз, где за своим пюпитром, опустив голову и застыв, словно статуя, сидел Фауст. Потом тихо произнес: