Жест возмущения получился у неё совершенно автоматически. Она была заранее готова изобразить возмущение, чтобы Сэм ни сделал. Но рука её остановилась. Гусси словно окаменела в этой неестественной позе. Её сравнительно светлая кожа посерела, на лице застыло выражение неподдельного ужаса. Женщина вдруг постарела лет на двадцать.
— У-уб-бит?.. — едва слышно прошептала она.
— Да…
— Но… Кто мог убить Сэма? Разве он кого-нибудь тронул? Он ведь никогда… Сэм только поболтать был горазд…
— Всё это мы выясним. Можно мне войти?
Она впустила его:
— …извините. Я прямо не знаю… Как это случилось?
Брок вошёл в единственную комнату, огляделся вокруг — где бы сесть? Напротив постели стоял большой стол и два мягких кресла, а у спинки кровати — два стула. Но сесть было не на что: и на креслах и на стульях валялись беспорядочно разбросанные вещи. Заметив его взгляд, она освободила одно кресло. Брок сел, положил шляпу на стол.
— Расскажите всё, что вам известно о Сэме Дженкинсе, — начал он, так и не ответив на её последний вопрос.
Она рассказала ему много, но ни малейшего намёка на мотивы убийства из её рассказа Брок извлечь не смог.
Сэм — один из многих, кто живёт без особых моральных устоев, время от времени по мелочам преступает закон, но никакой социальной опасности не представляет. И поэтому, уходя, Брок не испытывал такого чувства, какое было у него после посещения Вильямсов.
— До свидания. Спасибо, Гусси.
— Помогла я вам?
— Очень даже, — солгал он. — Можете вы опознать его труп в морге? Или у него есть в городе родственники?
— Ничего, схожу. Насчёт родственников не знаю, про это он ничего не говорил…
Потом Брок поехал на квартиру Джимми Джонсона, живущего на углу 149-й стрит и Бродвея.
Он остановился перед шестиэтажным домом, облицованным светлой плиткой, довольно приличным с виду. Сразу было видно, что белые жильцы сравнительно недавно уступили свои жилища цветным. Ступеньки, ведущие к входной двери, были чистыми, все стёкла в двери вымыты, ни одно не разбито. И лифт работал, хотя поднимался медленно.
На пятом этаже Брок постучал в дверь квартиры Джонсона. Ему открыл светлокожий негр, представившийся мистером Дезелиусом. Наморщив лоб, он пригласил Брока войти. Прежде чем проводить детектива в комнату, закрыл дверь на четыре замка.
Потом появилась миссис Дезелиус, хрупкая темнокожая негритянка в длинном чёрном платье из сатина. Следом за ней вошла её тринадцатилетняя дочь, Синетта.
— Я не намерен вас долго задерживать, но я обязан задать несколько вопросов о вашем жильце Джонсоне.
— Я о нём ничего не знаю, — отрезал мистер Дезелиус. — Он только и занят был, что своими книгами.
— Он учится, — объяснила Синетта.
— Помолчи, тебя не спрашивают, — сделала ей выговор мать.
— Вы бы лучше поговорили с его подружкой, — сказал мистер Дезелиус, словно говоря: «Я умываю руки». — Она живёт на третьем этаже и знает Джимми куда лучше нас. Мы только предоставили ему кров.
— Позвольте узнать имя этой дамы?
— Мы не знаем, как её зовут, — раздражённо ответил Дезелиус.
Брок посмотрел на него с интересом: с чего это он так окрысился?
— Линда Лу Коллинз, — сказала Синетта, не обращая внимания на жесты матери. — Она певица.
— Понятно. Спущусь-ка я к мисс Коллинз, — обратился Брок к Дезелиусу. — Если вы меня выпустите, конечно.
Хозяин квартиры проводил его до двери.
Брок спустился на третий этаж. Но в квартире Линды Коллинз никого не оказалось. Что ж, на сегодня всё, сказал он себе. Надо немедленно ехать в управление, тщательно обдумать и привести все данные к общему знаменателю…
Охранник пропустил её в камеру и тщательно запер дверь.
— Джимми, милый! — Линда Коллинз быстро подошла к койке и поцеловала его. — Что они с тобой сделали?!
Он горько улыбнулся.
— Они просто сунули меня в смирительную рубашку… Они ненавидят меня, потому что я сказал: «Стрелял белый полицейский…» Утверждать, что я спятил, им выгодно.
По лицу Линды пробежала тень.
— Грязные собаки! — Но слова её прозвучали не совсем естественно.
Он хотел заглянуть в глаза Линды, но она отвернулась, избегая встретиться с ним взглядом.
— Ты согласна с ними? Ты тоже считаешь, будто я спятил?
Она снова повернулась к Джимми.
— Не будь идиотом!.. Боже мой, как я испугалась, когда услышала, что в тебя стреляли… Я крепко спала, но Синетта стучала в дверь до тех пор, пока я не проснулась… Она сказала, что ты в Бельвю и что ты умираешь. По радио, мол, недавно передали… Она очень за тебя беспокоилась. Скажи: сейчас всё в порядке?
— Рана на груди неопасная, пуля застряла в мякоти. Крови я потерял, правда, уйму. Но это не страшно. А остальное — царапины, не волнуйся.
— «Не волнуйся»! Представляю, что ты пережил!
— Знаешь, если тебе кто-нибудь скажет, что ему не было страшно, когда в него стреляли, пошли его куда подальше. Такое ни рассказать, ни представить невозможно.
Она вся дрожала.
— Тебе холодно?
— Мне страшно, — прошептала она.
— Брось, я же жив.
— Да… Слава богу…
— А-а, чушь всё это… Поцелуй меня, и всё пройдёт.
Линда рассмеялась, но несколько секунд спустя лицо её снова сделалось серьёзным.
— Милый, зачем ты это сделал? — спросила она.