Беги, Люба, беги!

— Так она спокойней себя чувствует, — пояснила Мария Андреевна. — Нервы, конечно, у бедняжки. Ну, ничего, мы ей укольчик сделали, чтобы отдохнула. Завтра посмотрим, что у нее с левой рукой. Вы с ней посидите? Я пока пойду...

Я кивнула. Мария Андреевна вышла в коридор, но на пороге спохватилась:

— Скажите, Люба, у нее нет аллергии?

— Нет, — удивилась я. — А что?

— Сестра обратила внимание, что моментами у нее возникает затрудненное дыхание. Вроде ничего страшного, но если есть аллергические реакции, мне надо знать.

— Насколько я знаю, ничего такого не было. Но сейчас она принимает столько лекарств, что исключать ничего нельзя.

Мария Андреевна пообещала разобраться, а я прошла к Лидкиной кровати.

— Не дрейфь, подруга, — тихо сказала я, аккуратно присаживаясь рядом. — Все будет в порядке, можешь не сомневаться. Скоро встанешь! Позвоночник в порядке, остальное ерунда... — Лидка едва слышно постанывала во сне, я погладила ее по руке и вздохнула: — Если бы ты знала, как мне тебя не хватает! Не с кем слова сказать... А столько всего произошло, что я уже ничего не понимаю! И вот ведь о чем я думаю: маньяк оказался прав, жизнь после поездки в Германию чертовски изменилась!

Выговорившись, я тихонько встала. На цыпочках выйдя из палаты, прикрыла дверь и пошла к Марии Андреевне.

— Можно от вас позвонить?

Получив разрешение, набрала телефон Христенко.

— Добрый вечер, Игорь Федорович! Я минут через двадцать освобожусь, и мне нужно съездить по одному делу. Спасибо, до свидания...

К проходной я вышла даже раньше, но Игорь Федорович уже был на месте. Он вообще никогда не опаздывал, и этому его качеству я завидовала черной завистью.

— Вы уже здесь? — забираясь в салон, покачала я головой. — Если будете по вечерам так летать, оштрафуют вас, вот попомните меня!

— Если я по вечерам буду столько ездить, со мной жена разведется! — пробубнил Христенко. — Куда это ты на ночь глядя намылилась?

— Мы недолго, — пообещала я и протянула ему бумажку с адресом Бобикова. — Вот... Знаете, где это?

Мельком глянув на листок, он снисходительно ухмыльнулся:

— Знаю, знаю...

Через двадцать минут Христенко уверенно затормозил возле пятиэтажной «хрущевки». Я вылезла из машины, сверилась с адресом и, вычислив второй подъезд, зашла. Подъездик был весьма аккуратный, без хамских надписей и мусора по углам. Возгордившись определенной частью своих сограждан, я поднялась на второй этаж. Я давила на кнопку звонка, пока окончательно не убедилась, что квартира пуста. Постояв немного в раздумье, шагнула к соседней. Дверь бесстрашно распахнула суровая Старушонка в ситцевом платочке.

— Вам кого?

— Здравствуйте! Вы не скажете, где сейчас ваш сосед Илья Демидович?

В лице старушки что-то неуловимо изменилось. Окинув меня взглядом с головы до ног, она нахмурилась:

— Он вам зачем? Вы кто ему будете?

Я пояснила, что Бобиков мой пациент, и мне необходимо его повидать. Объяснение звучало так Себе. Видимо, старушка решила так же.

— Ну и ну! — недоверчиво покачала она головой. Однако что-то удержало бабульку от того, чтобы закрыть дверь перед моим носом. Она вздохнула. — Ну-ка, зайди!

Так я оказалась на мизерной кухоньке с кружевными занавесочками и расшитым петухом на чайнике. Хозяйка чинно представилась: «Аграфена Степановна!» Я тоже отрекомендовалась.

— Так от какой же болезни ты его лечила? — махнув мне рукой на табуретку, подбоченилась бабушка: — Не срамной, чай?

— Что вы! — вежливо отозвалась я. — Илья Демидович пытался бросить курить.

Старушка задумчиво закивала, но все же возразила:

— Он и не курил почти! Так, помусолит да бросит!

— В том-то и дело, — кивнула я. — Никаких особых проблем не было, но тут я узнала, что он начал злоупотреблять спиртным, а это как раз...

Глаза пенсионерки распахнулись до пугающих размеров.

— Да ты что, милая! Ты про Илью говоришь-то? Постой, — сделала она движение, словно пыталась от меня отмахнуться, — так ты что, ничего не знаешь? Да преставился ведь, царствие ему небесное, на днях раб божий!

— Как же это случилось?

— Так машина его сбила! Сбила да уехала! А его подобрали, в больницу отвезли. Там и помер, касатик. Какой мужик был! Сейчас такого и не найдешь! Говорила ему: «Женись, Илюша, женись...» А таперича и забрать-то его некому...

Явно позабыв о подозрениях на мой счет, Аграфена Степановна запричитала, горестно качая головой. Я осторожно кашлянула:

— Но... Илья Демидович был трезв?

Бабка прекратила завывать и глянула на меня возмущенно.

— Да он капли в рот не брал! Каждый вечер на стадионе бегал. И в понедельник пошел. Вот на обратной дороге-то и... О-хо-хо!

— Когда?! — вдруг вскрикнула я, перепугав старушку. — Когда он погиб?

— В понедельник, — испуганно крестясь, отозвалась она. — Царствие ему небесное.