Беги, Люба, беги!

В паре метров от нашего стола, веером распустив лохматую юбку, сидел небольшой черный песик с длинными густыми бровями и забавным хвостиком-морковкой. Он принадлежал подруге хозяйки Зизи и, по идее, должен был сейчас сидеть на серебряном поводочке возле ее стула. Но он сидел около нас, неподвижный, словно истукан, лишь изредка шевеля мохнатыми бровями.

— Ого! — рассмеялась вдруг подружка. — Он мне подмигивает!

— Он не подмигивает, — авторитетно сказала я. — Просто ему лень шевелить головой, и он шевелит только глазами. А брови двигаются... Это скотчтерьер.

Словно соглашаясь с моими выводами, песик кротко вздохнул.

— Ишь ты, какой! — умилилась Лидка, сложив ладошки. Тут бы ей и замолчать, но она продолжила: — Гляди, дурак, а тоже соображает!

Брови скотчтерьера недоуменно замерли, и в блестящих карих глазах определенно появилось неодобрение. Подождав, когда мы вернемся к разговору, он тихонечко поднялся. Что, по причине его небольшого роста, осталось нами не замеченным...

— Ой! — неожиданно подпрыгнула на стуле Лидка. — Что такое?

Она живо сунула голову под стол, а оттуда, высоко задрав бородатую голову, с независимым видом гордо прошествовал скотч.

— Ты что? — удивилась я.

— Он... он... — тараща глаза, заклацала челюстью подруга, — ...мне в туфлю надул!

Подавившись, я выронила из пальцев чашку. Меж тем песик, удалившись на изрядное расстояние, развернулся и сел, меланхолично созерцая синеющую от злости Лидку.

— Ах ты... швабра... — задыхаясь, выдавила она.

На шум оглянулась заболтавшаяся хозяйка.

— Арнольд! — запричитала она, хватаясь за поводок с пустым ошейником на конце. — Где ты? Что случилось?

С душераздирающим стоном Арнольд поднялся на коротенькие лапки и, прихрамывая, поплелся в сторону хозяйского столика. Увидев это, дама схватилась за сердце, и тут взгляд ее упал на нас.

— Как вам не стыдно? — взвилась она. — Что вы сделали с несчастным животным?

В тон ей дверным звонком зазвенела хозяйка Зизи:

— Безобразие! Зачем вы приманиваете чужую собаку?

Хлюпнув под столом туфлей, Лидка проводила хвостатого симулянта гневным взглядом и, не обращая на вопли дам никакого внимания, громко сказала:

— Ах ты, валенок блохастый!

Наступила секундная пауза, а потом тишину прорезал предынфарктный выдох:

— Блохастый?.. Арнольд?..

Последовавшая вслед за этим перепалка сделала бы честь любому художественному фильму соответствующего жанра. В два голоса, активно разбрызгивая слюну, звенели Зизи с хозяйкой. Владелица Арнольда потрясала кулаками, призывая в свидетели самого господа бога, что более недостойных созданий, чем мы с Лидкой, ей никогда не встречалось. Лидка успевала отвечать всем троим, включая Зизи, которую называла не иначе как задрипанной мочалкой. Помалкивал только Арнольд, разглядывая участников дискуссии с видом полнейшего удовлетворения на бородатой физиономии. Пожиная плоды своих трудов, он явно считал, что сегодняшний день прожит не зря.

Меж тем дело принимало совсем нежелательный оборот. По всему было похоже, что дебаты могут перерасти в рукопашную. Я заволновалась и сначала попыталась успокоить Лидку. Но подруга успокаиваться не желала и продолжала ругаться виртуозно и высокохудожественно. Тогда я попыталась призвать к рассудку старшее поколение, за что была обозвана тощей вертихвосткой, на чем и заткнулась. По счастью, минут через пять на веранде появилась официантка. Увидев ее, стороны смешались. Я торопливо попросила счет.

Мы расплатились и, не глядя на вражеский столик, двинулись к выходу. Дамы нас тоже игнорировали, сосредоточенно поглощая мороженое. И только Арнольд проводил нас печальным взглядом, видно, сожалея, что веселье так быстро закончилось.

Выйдя на улицу, мы прошлись немного молча, но потом глянули друг на друга и расхохотались.

— Жутко нахальная попалась собака! — качая головой, сказала Лидка. — Додумалась: подошла и описала мне ногу!

— Не подошла, — поправила я, — а подошел. Это Арнольд, он мальчик. Не надо было его дураком называть!

— По мне — хоть Сильвестр! — отмахнулась подружка. — Все равно швабра!

Вскоре мы оказались недалеко от нашего дома.

— Может, зайдем? — предложила я. — Олег на работе... Выпьем кофе в спокойной обстановке? Заодно покажу этот чертов сервиз.

Лидка кивнула, и мы свернули к подъезду.

— Вот, пожалуйста! — окинув широким жестом комнату, предложила я. — Любуйся! Я ничего не трогала, все стоит, как было.

Подруга прошла на середину и, уперев руки в бока, хмыкнула:

— Ну и ну! Хороший сервиз! — Она подошла ближе и взяла в руки тарелку. — Дорогой, наверное... Смотри, какой тонкий. И не весит ничего! А вино? Французское? Белое? Тоже небось денег стоит! Погоди, Любасик, а ты ведь не пьешь белое?!

Она оглянулась на меня, и я кивнула:

— Точно. Терпеть не могу.

— И Олег это знает?

Я снова кивнула.

— Тогда, выходит, не его работа, — задумчиво процедила Лидка, и в ее взгляде появилось явное огорчение.

Вернув тарелку на прежнее место, она села на диван и, недоуменно моргая, уставилась на золотых амуров. Я присела рядом.