Беги, Люба, беги!

— Это она тебе передала мою фотографию? Откуда она у нее? — Коля долго не отвечал, я повысила голос: — Откуда?

Я знала, что услышу. И я это услышала.

— Олег дал.

Неожиданно Ферапонтов потянулся и взял стоящую рядом спортивную сумку.

— Через неделю я получил сразу три заказа, с оплатой вперед... — глухо сказал он. Расстегнув «молнию», вытащил несколько пачек долларов. — На саму Касаревскую, на твоего мужа и... на тебя.

— От кого? — совсем теряя здравый смысл, охнула я.

— От Мамонова. Он пожелал обрубить все концы красиво и разом... — Ферапонтов положил деньги на журнальный столик. — На тебе я заработал дважды.

Я подумала, что сейчас самое время упасть в обморок и ничего не слышать. Но упасть туда у меня не получилось ни разу в жизни, нe вышло и сейчас.

— Теперь скажи, была ли у меня хоть одна причина отказываться? — глядя мне прямо в глаза, тихо спросил он. — К тому же... они бы нашли кого-нибудь еще. А теперь, — он махнул рукой на столик, — теперь это твое.

— И сколько же я стою? — хмыкнула я.

— Такса обычная — десять тысяч баксов.

Колька вдруг опустился на пол возле кресла и уткнулся лбом мне в колени. Я положила руки ему на голову и прижалась губами к затылку. И, кажется, только сейчас поняла, что же такое желание умереть. Я готова была отдать жизнь, если бы смогла хоть что-нибудь исправить.

— Если б ты могла понять, — вдруг глухо зашептал он, прижимая мои ладони к своим пылающим щекам, — что это такое: сидя там, за стеной, знать, что ты тут, с ним! Господи, как я его ненавидел! Квартиру другую купил, чтобы хоть иногда избавляться от этой муки. Но не возвращаться сюда не мог. И все время видел один и тот же сон: я встаю, беру пистолет, прихожу сюда и выпускаю пулю ему между глаз.

— Но ты выстрелил в затылок.

— Жизнь бы отдал, чтоб сделать это! Но я знаю, ты все равно его любишь.

— О чем ты говоришь? — нахмурилась я. — Мой муж мертв.

— Нет, — покачал головой Коля, и волосы едва не зашевелились у меня на голове. — Твой муж жив.

— Что это значит? Я сама хоронила Олега!

— У того, кого ты похоронила в закрытом гробу, не было лица... Ты разве не знала? Там были его документы, одежда, его любовница... но Олега там не было. Его опознавал Доценко. Он знает, что твой муж жив.

— Тогда кто же был в той спальне?

К ужасу своему, я увидела, что Коля улыбнулся.

— Тот, кто ударил тебя в подъезде ножом... Один из той троицы, что напала на вас с Лидой весной. Они там... все...

-Но...

— Когда я пришел, один охранник сидел во дворе, двое были на кухне... Олег с Еленой в спальне. — Коля вдруг с силой стиснул мою ладонь.— Я предложил ему выбор: остаться с ними или убираться отсюда к чертовой матери и никогда больше не показываться. Здесь ему все одно не жить, здесь он покойник... Доценко помог ему с документами, но... В раю чужое место занять нельзя. Он ждет тебя там, на Донской... Вот ключ.

Я долго сидела, глядя в одну точку и испытывая странное чувство опустошения. Потом разжала стиснутые пальцы. На ладони лежал тонкий серебристый ключ. Аккуратно положив его на столик, я осторожно взъерошила густые Колькины волосы.

— Я ужасно устала... Мне очень хочется спать.

Он торопливо поднялся, молча, подхватил меня на руки и отнес в спальню.

Я лежала с закрытыми глазами, слушая торопливое тиканье секундной стрелки. Рядом, прижавшись лбом к моему виску, спал Коля. Сон его был беспокоен, пальцы нервно подрагивали, больно сжимая мое плечо. Я взглянула сквозь ресницы в окно. Небо светлело, приближался новый день, и изменить эту череду событий не могло ничто в мире. Осторожно отодвинувшись, я сняла с плеча Колину руку и встала.

— Мой муж мертв! — тихо шепнула я, оглянувшись у двери. Взяв в коридоре черный баул, я покидала туда кое-что из вещей. Потом подошла к журнальному столику. На зеленой горке банковских пачек в предрассветном сумраке заманчиво поблескивал ключ. Тихо хмыкнув, я подтянула пальцем две пачки долларов:

— Я в два раза всех дороже.

Достав из баула наручники, которыми меня сковывал Бес, на цыпочках прошла в спальню. Защелкнула один браслет на кованой завитушке кровати, второй на запястье спящего... Потом склонилась к самому его лицу и прошептала:

— Коленька, я люблю тебя. Ты должен знать, что я все равно люблю тебя...

Он вздрогнул и открыл глаза.

— Люба? — Браслет звякнул о металл, и Коля инстинктивно дернул прикованной рукой. — Люба!!!

Он рванулся, видимо, что-то поняв по моему лицу, но я схватила сумку и, выскочив из квартиры, опрометью бросилась вниз по лестнице. Я знала, как мало времени понадобится Ферапонтову, чтобы освободиться.

Город еще спал, и улицы были пусты. На повороте замаячили одинокие фары расхристанного зеленого «Москвича». Я кинулась наперерез, перепугав полусонного водителя.

— Куда вам? — оживился он, заприметив в моей руке деньги.

— На вокзал, пожалуйста! — задыхаясь, выговорила я. — И, пожалуйста, побыстрее!

— И что же было дальше? — пожирая меня округлившимися от снедавшего ее любопытства глазами, с нажимом поинтересовалась собеседница.