Беги как чёрт

«Вот это да! Всего один взгляд, и я вновь чувствую себя овцой. Три минуты, две фразы, один взгляд! Я сижу и смотрю в свою тарелку, на эти чертовы спагетти с этим чертовым соусом – ведь я их так люблю, не правда ли, мама?! – а отец сидит пристыженный за то, что не в силах терпеть тебя на трезвую голову. И никто из нас не смеет даже оправдываться».

– А почему ты приехал на поезде, Эдди? – спросила Моника и тоже села за стол.

– Мне так удобнее, – ответил Эдвард.

– Я надеюсь, с машиной все в порядке?

Фраза эта была сказана ею как что-то несущественное, но Эдвард прекрасно уловил насмешку, прозвучавшую в этом вопросе.

– Разумеется, все в порядке.

– Ну ладно, – снисходительно ответила Моника, и как бы безучастно бросила мужу:

– Клод, вина, пожалуйста.

Клод по привычке прокашлялся и потянулся за бутылкой красного вина. Эдвард краем глаза наблюдал, как отец налил вина матери, а затем медленно наполнил свой бокал наполовину и взглянул на супругу как загнанный зверь. Заметив ее мимолетный и наигранно равнодушный взгляд в свою сторону, Клод пожевал губами и отрывистыми, неуверенными движениями посмел налить себе еще три капли. Во время этой сцены Эдвард несколько раз ловил себя на мысли, что руки его инстинктивно порываются схватиться за голову, а потому взял вилку, и хотел было приняться за еду. Если бы он вовремя заметил ужас в глазах отца, когда тот поставил бутылку и увидел движение своего сына, то, конечно же, вовремя бы осекся. Но Эдвард обратил внимание на Клода, когда тот уже простирал к нему свои руки в предостерегающем жесте, все с тем же немым ужасом на лице, не в силах вымолвить ни слова. Мороз пробежал по коже Эдварда, вилка выпала из его руки, звякнула об стол и полетела на пол, а он инстинктивно взглянул на мать. Моника прожигала его взглядом не просто укоризненным, а как показалось Эдварду, по-настоящему презрительным, в самом обыденном понимании этого слова.

Спустя пять секунд, которые Эдварду показались пятью часами, Моника резко встала из-за стола, подняла вилку и вышла из гостиной.

– Осторожнее, Эдди, – прошептал Клод. – Это ее очень сильно оскорбляет.

Эдвард лишь горько усмехнулся в ответ. И когда спустя минуту, его мать вернулась к столу и протянула ему новый прибор, он с таким же обреченным видом, какой только что был у его отца, произнес:

– Прости, мама.

Моника села на прежнее место и попыталась улыбнуться.

– Я правильно понимаю… – она сделала выразительную паузу и продолжила: – что так ты приступаешь к еде всякий раз?

– Нет, мама, – попытался оправдаться Эдвард, чувствуя непреодолимое желание расхохотаться. – Нет, что ты? Я просто растерялся от перемены обстановки, от радости встречи, от… – он запнулся.

– От чего? – Моника прищурилась.

«От отвращения».

– От чувства голода.

Мать еще несколько секунд пристально на него смотрела, потом покачала головой и прошептала:

– Я искренне надеюсь, что ты говоришь правду.

Затем она закрыла глаза, поднесла ладони к губам, и ее примеру последовал Клод. Эдвард не стал делать того же, предпочтя переводить разочарованный взгляд с матери на отца и радуясь, что размеры стола не позволяют взяться за руки. Однако же, как бы ни хотел, он не мог освободить себя от обязанности вторить родителям, когда те начали молиться. Вторить через страх, через отвращение к разыгрываемой комедии, через ненависть к самому себе. Он знал, что молитва не пройдет для него бесследно, что подсознание сыграет свою шутку и в самом реалистичном свете напомнит ему те же недавние события; напомнит так, словно это происходит в реальном времени.

– Благослови, Господи Боже, нас и эти дары (лицо), которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди (кулак) имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа, Господа нашего (кровь). Аминь.

Эдвард с силой воткнул вилку в спагетти. Чтобы не выдать своего страха, который яркой белой краской был написан на его лице, он поскорее отправил себе в рот изрядную порцию еды и принялся быстро работать челюстями.

– Эдди, что случилось? – взволнованно произнесла Моника. – Ты и впрямь так проголодался?

Парень кивнул, с трудом проглотил пищу и тут же отправил в рот следующую порцию.

– Да, мам, невероятно. Теперь ты мне веришь? – он вымученно улыбнулся и посмотрел на графин с апельсиновым соком. – Пап, пожалуйста.

– Верю, дорогой, как же может быть иначе, – благосклонно ответила мать и тоже приступила к трапезе. – Наверное, даже к лучшему, что Джессика не смогла сегодня поужинать с нами. Не думаю, что твои манеры за столом произвели бы на нее хорошее впечатление.

Эдварда скрутило от очередной волны бессильного гнева, когда краем глаза он заметил на себе испытующий взгляд матери, что означало лишь одно: она ждала реакции.

«Нет-нет, просто ешь. Продолжай есть, и не обращай внимания. Тебе совершенно наплевать на эту Джессику. Пожалуйста, ты голоден и все твое внимание поглощают спагетти и этот омерзительный куриный соус, приготовленный именно так, как ты любишь с детства. Нет, не реагируй!»

– Кто такая Джессика?