Бег крысы через лабиринт

Следующие минут пятнадцать тишина в салоне «Хаммера» нарушалась только ровным урчанием мотора. За окнами не было ни единого огонька, и только изредка мелькали занесенные снегом усадьбы фермеров-латифундистов. Индустриальный кошмар промзоны сменился фермерскими цензивами так резко и быстро, что казалось, будто из Рура варвары сразу въехали куда-то на Балканы. В каком-то смысле, так оно и было: опустошенные вечной войной Балканы с каждым годом росли в размерах, наползая на Шенгенскую империю и превращаясь из понятия географического в политическое: сегодня Балканами считались Апеннины, а завтра — Альпы…

— Куда вы нас везете? — спросил Касиан.

— Тебе что, было мало? — ощерился вахмистр. — А ну заткни пасть!

— Тише, вахмистр, — сказал Ираклий. — Мы ведь собирались обсудить вергельд… Так?

— Так, — сказал Касиан, и тут Тави словно прорвало:

— Не продавайте меня ему, ну пожалуйста, не продавайте, не надо, лучше убейте!!! — У Тави началась истерика; она кусала кулаки и глотала слезы, затравленно глядя на Ираклия. — Он отправит меня в комнату боли!

— Кто — он? — спросил Ираклий.

— А вот здесь, — сказал Касиан, — вам не обойтись без меня.

— Кто хочет тебя купить, девочка? — ласково спросил Ираклий, игнорируя Касиана. — Кто эта богатая сволочь, которую ты так боишься?

— Она вам не скажет, — сказал Касиан.

— Инженер Моро, — всхлипнула Тави.

Вахмистр мерзко захихикал. Касиан медленно выдохнул сквозь зубы.

— А говорил — не скажет, — притворно удивился Ираклий, и в этот момент Касиан вытряхнул из рукава скальпель и плавным движением приставил короткое лезвие к шее Ираклия.

— Сворачивай! — заорал Касиан вахмистру.

На левой щеке Ираклия, наполовину скрытое седой бородой, было клеймо Мицубиси; пока Касиан, будто цирюльник, держал Ираклия на лезвии скальпеля, он в деталях рассмотрел герб, проступивший на обветренной и загрубелой коже варвара. Он уже видел подобные клейма: их ставили всем сотрудникам японских дзайбацу, вводя под кожу иридобактерии. Раз в год, на обязательном медосмотре для всего персонала дзайбацу, клеймо облучали радиацией и бактерии засыпали — ровно на год. Беглый сараримен, преступивший кодекс канрёдо и предавший родную корпорацию, становился меченым через год после своего отступничества. Устроиться на работу такой человек шансов уже не имел… Клеймо предателя было невозможно вывести — частота усыпляющего бактерии излучения была государственной тайной дзайбацу, а когда Касиан попробовал сделать пересадку кожи, пациент умер от ретроверсии вживленного иммунодефицита; в дзайбацу умели стеречь своих людей.

Клеймо на щеке Ираклия говорило о нем больше, чем все голубые каски и автоматы Калашникова, разворованные со складов разных военных баз. Сараримен без будущего, потерпевший неудачу в строгом иерархичном мире японских корпораций; как следствие — ярый националист, вернувшийся в кровавое месиво родного Кавказа отстаивать интересы родного племени; чуть позже — полевой командир воинства Аттилы; еще позже — беглец и бандит, пересидевший Миротворческие походы в заброшенных шахтах Донбасса; сейчас — просто варвар, сколотивший племя из разномастного сброда, обитающего за пределами Священной Шенгенской империи и промышляющего грабежом и похищениями людей — в его войске можно было встретить и пиктов из Шин Фейн, и бандеровцев из Унсо, и татар из Крымской Орды, и янычар Аджалана, и четников Караджича… Тут было место всем, кто умел и любил грабить и убивать.

Когда вахмистр ударил Касиана по запястью, и тот, охнув, выронил скальпель, Ираклий подобрал его и меланхолично попробовал большим пальцем остроту лезвия.

— Врач? — чуть удивленно спросил Ираклий.

— Хирург, — прохрипел Касиан.

— Что ж… — Ираклий похлопал по плечу вахмистра, который, не отрываясь от дороги и даже не сбрасывая скорость, держал двумя пальцами правой руки Касиана за кадык. — Отпусти его. Он нам пригодится.

Из окон палаты на втором этаже был виден плац, весь в кляксах отливающего синевой снега, и покосившийся флагшток, облепленный мокрой звездно-полосатой тряпкой. Но в самой палате было тепло и даже уютно — особенно если сравнивать с первым этажом лазарета, где все окна были выбиты, и по коридорам гуляли ледяные сквозняки, вдоль стен громоздились ржавые скелеты коек, а на полу поблескивали лужицы талой воды. Касиан старался их обходить, но вахмистр то и дело толкал его прикладом между лопаток, и приходилось хвататься за плечо Тави, чтобы не упасть; Тави нервно вздрагивала всякий раз, когда он до нее дотрагивался…

На втором этаже были палаты для офицеров — по крайней мере, в этой, одноместной, наверняка поправлял здоровье какой-нибудь трибун или центурион «зеленых беретов». На стенах даже уцелели обои в кокетливый мелкий цветочек. В углу палаты стоял массивный медиа-алтарь, а на койке, на грязном полосатом матрасе без простыни гнил человек.

— Что с ним? — спросил Ираклий.

Касиан подошел к койке и брезгливо понюхал воздух. Пахло гангреной.

— Геморрагическая лихорадка Марбург, — сказал Касиан. — Синяя смерть, — добавил он для надежности.