Бедность, или Две девушки из богемы

время смотрите в будущее, — сказал Костя, — а я в прошлое. Знаете, почему? Прошлое есть, а будущего еще нет. Есть только варианты.

И они от нас не зависят. Как и то место, где будет стоять точка.

Окончательная точка.

— Но ведь и прошлое можно вообразить.

— Можно, но это дается гораздо труднее.

7.  (САМАЯ ДЛИННАЯ ЧАСТЬ САМОЙ ДЛИННОЙ ГЛАВЫ) Та же декорация. Утро. Костя расхаживает по квартире и скло-

няет совсем ослабевшего Сережу к разговору.

— Вот вы сейчас один на один с бездной, так? И эта бездна вас

жрет. Вы — ее единственное пропитание, без вас она сдохнет, сожмется

и исчезнет. А знаете, почему? Потому что вы сами ее придумали, за-

97

хотели, чтобы вас съели. А меня вы придумали — потому, что страшно

умирать в одиночестве. Я вам подыгрывал, талантливо, между про-

чим… А? Не слышу долгого и продолжительного плескания рук…

— Я вообще в интересной ситуации, — говорил Костя. — Вам

одному решать: есть я или нет, или, допустим, меня с Марса прислали, где яблони цветут. А мне быть приятно. Меня всё устраивает. Даже вы, хотя я вас презираю. Вам дано право быть, а вы пользуетесь им как

бездарность. Я вам скажу, пустой вы неудачник. Что самое главное?

Прожить жизнь талантливо! Но вам это не дано. Мне дано, но я — не

вы, и даже если мне предложат вами стать, я откажусь. Шкура не под-

ходит. Даже если я игра вашего расшатанного воображения, я в тысячу

раз умнее вас. Я ищу в жизни не смысл, а пользу, мгновенную выгоду.

Всё это время вы были выгодны мне, потому что я жил на ваши деньги и

имитировал собственное существование, я был выгоден вам, потому что

вы не могли обойтись без собеседника. Кто недоволен? Все довольны!

Костя сел в кресло и открыл учебник физики за пятый класс под

редакцией Пёрышкина. Спустя некоторое время он снова заговорил:

— Представляете, оказывается, у мироздания есть такой закон…

— Мироздание  меня не интересует, — перевернулся на диване

Сережа. — Ты мне сейчас что-то говорил?

Костя артистично нахлобучил учебник себе на голову и стал

похож на скворечник.

— Ай-я-яй! Какой вы нервный, Сергей Сергеевич. Бросьте. Или

вы хотите мне возразить?

Сережа сел, налил и выпил, его передернуло. Спустя секунду, он темно и подозрительно оглядел Костю:

— А ты-то кто в ихней иерархии?

— То есть?

— Ну, у чертей этих-то…

— Каких еще чертей? О, Заратустра!

— Вот я и хочу знать… А что я хочу знать? Ты сводишь

разговор к Зердесту Спитаме, зороастризму… Почему? Ага, ты

специально петляешь, путаешь следы. Но я… А что я?

Сережа крепко задумался, голова перевесила, и он бухнулся на пол.

— Прилягте, юноша бледный.

— И прилягу! — Сережа попытался покорить диван. — Но

98

никогда не кощунствуй, это единственная моя просьба. Вторая: не кичись. Не забывай, что трагедия родилась из духа музыки, а не наоборот.

На диване он то спал, то бормотал. Причем бормотал по-

старославянски, филологическое настоящее, смешанное с хорошо

усвоенной теорией старика Фрейда, давало о себе знать.

— Егда же подпъяхутся, начняхуть роптати на князя, глаголюще: зло есть нашим головам.

А после зима, хотя до этого действие происходило летом, Дом

литераторов на Почтамтской, подвальный этаж. Немощные старики, занявшие все места в зале, полушепотом переговариваются между

собою, все, как один, уродливы и безумны. Невозможно предста-

вить, что это недавние молодые люди, мечтавшие покорить весь

мир, овладеть всеми женщинами и перевернуть беллетристику.

Сережа видит свободное кресло возле стенки и пробирается туда, ловя на себе ненавидящие взгляды. «Они уже ненавидят меня. За

что? Что я им сделал? А, может быть, если я сделаю им что-нибудь, они начнут меня уважать?»

Потом до него дошло: «Всё элементарно, как Ватсон. Я слиш-

ком молод, они хотят поменяться со мной телами. Любопытный

замысел. Правда, для меня это так же невозможно! Хотя… Иметь

пятикомнатную квартиру в Иркутске да дачу на Байкале …»

Сережа нашел единственное свободное место и притиснулся

к стеночке. За кафедру вышел Семен. Почему он здесь? Половину

речи Семена Сережа проспал. Но когда проснулся, зычность в Се-

мене уже взяла свое.

— Да, знаю, что есть в зале люди, которым нутряная правда

не по нутру. Конечно, они тщательно задрапированы, трогательно

прижимаются к стенке, с их лица никогда не сходит умиление! Од-

ного не знают они: что из-под маски тоже растут уши. Но речь не

об этом, — приуспокоился оратор, — речь — от слова река, и течь

она должна плавно, подводя к главному.

— А фамилии-то у них какие! Не зря Бог фамилии раздает! Вот

пример: Ненашев. Что это значит? Что не наш это человек. Не наш!

Тупиковая ветка развития, зачем живет, и сам не знает, никому не спо-

собен счастье принести… Облако — в штанах или без штанов — оно

99

всё одно облако, товарищи! (смех в зале). Это основная мысль моего

выступления. Куда Русь дальше пойдёт с такими бесхребетниками? Ясно

куда: покатится она, краля наша хлебосольная, в зияющую пропасть.

А что там, в пропасти? Булыжники и чахлая растительность. Какой же

выход, вы спросите? Отвечу. Нужно искоренить подобных Ненашевых

к чертовой матери! Каленым железом мы должны выжигать их. А то