Беда идет по следу

— Я ужасно огорчился, когда услышал, — сказал мне Халфорд.

— Мы все огорчились. Где вы ночуете?

— Должен был переночевать в городе, но теперь не знаю, как добраться, не уехал на автобусе, потому что дожидался вас.

Любопытство, волнение и жалость промелькнули в его темно-зеленых глазах.

— Ну так какого дьявола раздумывать, едемте с нами, — сердито буркнул Крэм. — В машине уместятся семеро, а утром я вступлю в общество автолюбителей. Моя фамилия Крэм. Детектив Крэм.

— А моя — Халфорд. Вы расследуете убийство?

— Пока не знаю.

— Счастливый вы человек, мистер Крэм. Можете так спокойно относиться к подобным кошмарам.

— Я хотел сказать, что пока не знаю, убийство ли это, — огрызнулся Крэм. — А вы знаете?

— Кончая жизнь самоубийством, женщины обычно предпочитают другие способы, — уверенно заявил Халфорд. — Если, разумеется, у них нет особой причины для того, чтобы безобразно выглядеть после смерти. — Он злобно взглянул на Эрика и тут же отвел глаза. — Любовь не сильнее смерти, в отличие от тщеславия.

Эрику было не до обид, и он не слушал Халфорда. Его светлые глаза застыли, словно камни; ослепший от отчаянья и жалости, он не видел перед собой никого, кроме Сью.

— Попридержите язык, — пригрозил я Халфорду, — или я его вырву.

Он рассмеялся беззаботно и мерзко.

Глава 3

Проснувшись, я посмотрел на часы, они показывали пять. С минуту я лежал, ощущая внутри пустоту и с напряжением ожидая, когда зазвонит штабной колокол. Затем я понял, не испытав и малейшего облегчения, что нахожусь на верхней койке в Эриковой каюте на эсминце в Перл-Харбор, по которой теперь ни один враг долго-долго не нанесет удара. И все равно я не мог расслабиться. Есть вещи, поражающие воображение куда больше, чем самолеты камикадзе, вот они-то и не давали мне всю ночь покоя.

В каюте горел свет, я придвинулся к краю койки и свесился вниз. Эрик сидел на металлическом стуле, около металлического стола, широко расставив ноги на металлическом полу. Он не разделся, и по его окаменевшей сутулой спине можно было понять, что он сидит тут давно и ужасно устал.

Голос его, впрочем, прозвучал как ни в чем не бывало, когда, услышав, что я зашевелился, он повернулся и сказал:

— Спи, Сэм, еще совсем рано. Тебя беспокоит свет?

— Нет, меня беспокоишь ты. Почему бы тебе не отдохнуть?

— Я попробовал, но не смог заснуть.

Эрик встал и зажег сигарету, быстро и уверенно. В его лихорадочных движениях ощущалась энергия человека, который не просто смирился с бессонницей, но воспринимает ее как нечто само собой разумеющееся. Я наблюдал за ним с ощущением, что сон — это чудо, которое ежедневно случается с теми, кто в него верит: с идиотами, детьми или пьяными до беспамятства. И я понял, что больше и мне не уснуть.

— Кухулин из Ольстера, измученный ранами и утомленный сраженьями, — сказал я, — не отдыхал, как простые смертные. Он находил место, где мог упражняться, сколько хватало сил.

— Ему это помогало? — спросил Эрик. На его лице промелькнуло жалкое подобие улыбки.

— В конце концов он рехнулся.

Я свесил ноги с койки и спрыгнул вниз. Эрик подвинул мне стул и протянул сигарету.

— Если ты беспокоишься обо мне, то напрасно, — сказал он. — Я неисправимый эгоист и слишком практичен, чтобы не то что свихнуться, а даже сделать вид, что свихнулся.

— Мне показалось, что притворяться ты наконец научился. Но, если ты полагаешь, что я вырвался из объятий Морфея, чтобы обсудить твою персону, ты ошибаешься. Лучше я тебе еще что-нибудь расскажу про Кухулина. Стиви Смит сочинил про него забавный стишок…

— Не отвлекай меня. Я думал о том, что случилось со Сью.

— Хорошо, — согласился я. — Мы поговорим о Сью Шолто. А потом, через пару дней или пару недель, перейдем к твоей жене.

— Моя жена тут совершенно ни при чем, — ответил он монотонно, будто повторяя заклинание. — Надеюсь, Господь не позволит ей узнать о случившемся.

— И тем не менее она узнает. Ты сам ей расскажешь, Эрик. У тебя, парень, такой характер, что ты обязательно попросишь ее тебя утешить. А она — из тех женщин, что непременно утешат. Именно поэтому ты на ней женился и никогда не бросишь.

— Не брошу? — переспросил он печально. — Если бы я только мог предположить, что Сью натворит такое…

— Итак, ты все разложил по полочкам. Она себя убила, потому что не могла заполучить тебя. Знаешь, твоя теория построена главным образом на тщеславии. Ты чувствуешь, что виноват в случившемся несчастье, и, не зная его истинных причин, приходишь к заключению, что Сью убила себя из-за тебя. Если ты чувствуешь себя виноватым, значит, виноват.

— У тебя прекрасные намерения. Столь благие, что ими вполне можно вымостить дорогу в ад. Но факты нельзя изменить с помощью слов.

— Какие факты? Ты не знаешь, совершила ли Сью самоубийство. Возможно, ее убили. Халфорд уверен, что убили.

— Убили? Зачем кому-то понадобилось убивать Сью?

— Не знаю. Детектив Крэм тоже не знает. А ты знаешь?

— Совершенно неправдоподобная идея.

Эрик приучил себя к мысли, что Сью покончила с собой, и предположение о возможном убийстве застало его врасплох, еще раз больно ударив по незащищенному месту.