Беда

Он хотел бросить трубку, но не посмел. Нужно говорить с ней. Выяснить, где она затаилась. Позвонить копам. Телефон местных наверху, в том блокноте с цветочками. Блокнот наверху в кухне. Нужно выйти из подвала, подняться, потом через гостиную, открыть дверь, и там — блокнот, телефонный номер, подмога, — там, на кухонном столе. Сам оставил после ужина. Теперь надо идти за блокнотом. Или звонить 911? Темно. Нужен тот номер. Он поднялся, покачнулся, с трудом приходя в себя.

Нащупал дорогу к лестнице из подвала. Ив все говорила. Джона чувствовал: сердце провалилось в кишки, кишки в ужасе жмутся друг к другу. Он сонный, голова кружится, дурно, он ползет вдоль стены в темноте, зажав телефонную трубку между воспаленной щекой и мокрым горячим плечом. Он слышал, Ив говорит, говорит, как будто прямо у него в голове, гораздо ближе, чем хотелось бы, гораздо ближе, чем голос в телефоне.

— Где ты? — спросил он.

Добрался до верхней площадки и открыл дверь подвала. Свет в гостиной был выключен, сквозь заснеженные окна не видать луну. Джона прошел через комнату, включил свет в кухне. На блокноте валяется кроссворд. Будет болтать с ней, а сам тем временем наберет 911 с домашнего. Вызнает у нее, где она сейчас. Семь минут пятого на кухонных часах. В голове проясняется. Он справится, проведет ее.

— Скажи мне, где ты.

И она ответила:

— В твоем сердце.

33

Выйдя из кухни, Джона нащупал выключатель у двери, и гостиную залил свет. Он зажмурился. А потом заставил себя открыть глаза. Ему плохо, все тело болит, во рту пересохло, ему страшно, и глаза ни за что… Надо открыть.

Он открыл глаза и разом увидел все. Влажные следы через дальнюю комнату, потом на дощатом полу гостиной и дальше темные отметины на лестничном ковре. Он разминулся с Ив: она все это время была наверху. Теперь спустилась.

— Доброе утро, — сказала она.

Остановилась на нижней ступеньке. Босая, где-то успела раздеться и бросила свои вещи — скорее всего, в комнате Ханны, там пряталась. Губы бледные, перемерзла. Волосы сделались жесткими, как у Ханны, когда та выскакивала зимой из душа и бежала через кампус, не высушив голову. Однажды какой-то ублюдок из ее испанской группы отломил замерзшую прядь и вручил ее Ханне: «Сосулька, а сосулька!» Пришлось ей срочно отправляться к парикмахеру, хотя всего за три дня до того Ханна сделала себе стрижку, и недешевую — к рождественскому балу. Джона кипел от возмущения, и Ханна же его утешала: Всего лишь волосы, скоро отрастут.

В правой руке Ив нож.

На камине жужжит цифровая камера.

— Тебе кофе хряпнуть не помешает, — посоветовала она.

Джона кивнул. Про себя прикидывал: расстояние до Ив. Расстояние до двери. До Ханны. Поезд А выходит из точки А со скоростью страха, поезд Б выходит из точки Б со скоростью страсти, а поезд В тем временем сидит наверху, — никогда ему не давались текстовые задачки. Да и математика в целом. Он был, скорее, гуманитарием. Идиотом он был.

— Прости, что так рано тебя подняла. Хотелось поскорее начать день.

Если он кинется обратно в кухню, звонить полицейским, она успеет добраться до него. Успеет добраться до Ханны. Если еще не добралась. Поезд В простаивает на станции. Поезд В истекает кровью.

— Жуть как тяжко было, — сказала Ив. — Дороги перекрыты. Ты знал? Ни одной машины. Не уверена, работает ли «скорая». Пришлось идти пешком. Очень долго. Ты только посмотри. — Она продемонстрировала свою руку, дрожащую, почти что синюю. — Никак не согреюсь. Прямо зомби, вот кто я, Джона Стэм. Отломи руку — я, наверное, ничего не почувствую. Смешно, правда?

Позвонить? Броситься на нее? Ну да, в руках у нее лезвие, сантиметров десять. Стеклянный подсвечник остался в дальнем углу гостиной. (Треск в кустах — ветви, ломавшиеся под тяжестью снега, или шаги по промерзшим клумбам? Он проморгал? Она давно уже здесь?) Еще вариант — броситься в кухню и тоже вооружиться ножом, но для этого придется повернуться к ней спиной. За это время — сколько понадобится? тридцать секунд? — она успеет вернуться наверх. Или набросится на него сзади. Впрочем, вряд ли она попытается ранить его. С какой стати? Она же его любит.

— Ну, — произнесла она. — Скажи что-нибудь и ты.

Единственный тяжелый предмет в пределах досягаемости — большой словарь для кроссвордов. Лежит на журнальном столике между диваном и широким креслом.

— Говори! — Она шагнула к нему.

Кожа под глазами набрякшая, в пятнах. Ив тряслась всем телом, как в ту ночь, когда разбила чашку и порезалась. Джоне припомнилась кровь в кухонной раковине, завитки крови на нержавеющей стали, быстро скапливающиеся сгустки смывались водой, уплывали в свинцовый кишечник Города, — Города, который кормится кровью своих жителей, а Ив прижималась к Джоне и вся тряслась.

— Если ты будешь молчать, я рассержусь. Скажи что-нибудь. Сейчас же.

Он произнес ее имя.

Она вдруг перестала дрожать. Выпрямилась. К ней вернулась уверенность. Она отступила, снова загородила от него лестницу.

— Не шепчи, — сказала она. — Никто не спит.

Он спросил:

— Где Ханна?