Беда

Дикая жара. Ковер заплесневел, полки ломятся от книг по детской психологии, на стенах раскручиваются веретена линейных графиков, пристроились библиографии, отпечатки компьютерной томографии. Доктор Сулеймани не смотрел Джоне в глаза, играл с зеленой пружинкой, завалявшейся на столе, переставлял пресс-папье, удерживавшие на столе корректуру пособия «Руководство по лечению на ранних этапах» под ред. С. И. Сулеймани, д. м.

Много чего можно было бы сказать, но любое его слово, чувствовал Джона, с легкостью обратится против него самого.

Я хочу работать с детьми.

Меня никогда прежде ни в чем подобном не обвиняли.

Мне нужен адвокат.

Проще выбросить белый флаг: конечно же, он все понимает, конечно же, нельзя подставлять больницу, да-да, конечно же, конечно. Впервые в жизни он стал догадываться, отчего люди признаются в преступлениях, которых не совершали. Лучше любая определенность — самая страшная, — чем страх неизвестности. Все десять минут произвивался на горячей сковороде — и спекся.

Декан сказал:

— Я пригласил мисс Хатчинс подъехать и обсудить это вместе с нами.

— Что говорит ДеШона? — спохватился Джона. — Спросите ее, она скажет правду.

— Я поговорю с ней, — сказал Сулеймани. — Как только…

— Спросите ее, — повторил Джона. — Позвоните прямо сейчас и спросите ее.

— Думаю, сейчас нам всем стоит сделать глубокий вдох, — намекнул декан.

— Эта история может загубить мою карьеру, — сказал Джона. — Тут вдыхай не вдыхай.

— Подобного рода проблема… — заговорил Сулеймани.

— Проблема не во мне!

— Конечно же, нет, — ободрил Джону декан. — И мы безотлагательно во всем разберемся. Но пока что на сегодняшний день вы освобождены от практики. Доктор Сулеймани свяжется с вами, как только это будет уместно, и мы сможем возобновить работу.

— А как же экзамен? — воскликнул Джона.

— Что-что?

— У меня в пятницу итоговый экзамен.

— Давайте для начала разберемся с этой проблемой. Об экзамене поговорим, когда это будет актуально.

Доктор Пьер вышел, оставив дверь нараспашку. Сулеймани поднялся и прикрыл за ним дверь.

— Мне жаль, что так вышло.

Джона промолчал.

— Если мое мнение чего-то стоит — я и сейчас уверен, что не ошибся в вас. — Сулеймани обошел стол, уселся на край напротив Джоны.

— Ну да.

Сулеймани нахмурился:

— Я пытаюсь помочь.

— Так постарайтесь мне поверить.

— Я верю…

— Вы предъявили мне обвинение со слов малолетней наркоманки, которую ДеШона терпеть не может! Разве не очевидно, что все это шито белыми нитками?

— Я хоть словом вам возразил? — Сулеймани выгнул пружинку-радугу, соединил ее концы. — Но мы — больница, отделение. Мы, как организация, должны соблюдать осторожность. Достаточно и намека. Вы же понимаете, пресса. Допрашивать жертву…

— Нет никакой жертвы! — не утерпел Джона. — Есть только третья сторона.

— Ладно, ладно, но поймите же: делу дан ход и уже все равно, кто виноват, — я же не говорю, что виновны вы, о’кей? Не говорю ничего подобного. Но в нас полетит грязь. Никто и разбираться не станет. Люди принимают такие вещи на веру — и вам, и нам на беду.

— Да, если бы в этом была хоть капля правды, — подчеркнул Джона. — Но ведь это сплошное вранье.

— Впечатление, вот что важно. Как люди это воспримут. И… ладно, я вижу, что вы не…

— Нет. Нет. Нет. Нет.

— Позвольте — позвольте задать вам один вопрос. На ваш взгляд, мы тут делаем полезное дело? Вы с этим согласны? И вы согласны, что важно продолжать эту работу? Никто другой не сможет помочь населению этих кварталов так профессионально, со знанием дела, как мы. Вы же видели, в каких условиях живет эта девочка. Наша программа — ее шанс на спасение. Мы не можем рисковать, портить себе репутацию или там… Если бы это была правда, — но я вижу, вы опять расстроились…

Джона покачал головой:

— Чушь какая.

— Гипотетически, — настаивал Сулеймани. — Будь эти обвинения правдой, вы бы согласились, что мы должны защищать нечто большее, чем вы и ваша карьера? В этом мы согласны?

— Ладно. Хорошо. Как скажете.

— Нет. Не как я скажу. Это слишком серьезно. Послушайте, — Сулеймани подался к нему, — не в первый раз нашему отделению предъявляют подобные претензии.

Джона промолчал.

— Не стану обсуждать с вами детали — все это очень, очень надежно удалось замолчать. Но поймите одно: мы не можем допустить, чтобы в больнице обнаружился еще один растлитель малолетних.

Джона сказал:

— Я — не растлитель.

— Конечно же, нет, — подхватил Сулеймани. — Конечно.

Как было велено, Джона ушел с работы, пропустил дневную лекцию.

Не переживайте, Джона. Мы разберемся во всем, вы и глазом моргнуть не успеете.