Бэббит; Эроусмит

Ряду знаменитостей, в том числе Густаву Сонделиусу и губернатору штата, посланы были приглашения «выступить со словом к народу», но, по несчастному стечению обстоятельств, именно на этой неделе ни один из них не мог урвать свободного дня.

Открытие ярмарки прошло удачно и собрало много публики. В первый день вышло небольшое недоразумение. Ассоциация пекарей-кондитеров крепко поговорила с Пиккербо насчет плаката в киоске диеты «Много ешь ты пирогов — к пиорее будь готов». Но непродуманный, подрывающий основы благосостояния плакат был тут же удален, и после этого ярмарку рекламировали по всем булочным города.

Изо всех участников один только Мартин не казался счастливым. Пиккербо воздвиг для него показательную лабораторию, ничем не отличавшуюся от настоящей — только в ней отсутствовал водопровод и запрещено было ввиду пожарной опасности пользоваться каким бы то ни было родом пламени. Весь день он переливал из пробирки в пробирку раствор красных чернил, внимательно разглядывал в микроскоп пустое предметное стекло и отвечал на вопросы граждан, жаждавших узнать, как умертвить микробов, если обнаружишь их в стакане чая.

Леора изображала его ассистентку. Она казалась очень скромной и хорошенькой в костюме больничной сестры и очень злила мужа, посмеиваясь на его глухие проклятия. Они завели дружбу с дежурным пожарным, чудесным парнем, который рассказывал истории о кошках, прижившихся в пожарном депо, и не задавал вопросов по бактериологии. Это он показал им, где можно спокойно покурить украдкой: за экспонатом «Чистотой предотвратишь пожары» (который состоял из макетов Грязного Дома с красными стрелками, указующими возможную точку возникновения пожара, и донельзя вылощенного Чистого Дома) имелась ниша с разбитым окном, куда вытягивало дым от папирос. В это убежище Мартин, Леора и скучающий пожарный удалялись десятки раз на дню и так протянули неделю.

Вышла еще одна неполадка. Сержант сыскной полиции, пришедший на ярмарку вовсе не с целью сыска, а полюбоваться очаровательным зрелищем мыши, в судорогах умирающей от папиросной бумаги, остановился перед киоском евгенической семьи, почесал затылок, поспешил в полицию и вернулся с пачкой фотографий. Обращаясь к Пиккербо, он пробурчал:

— Гм… Эта евгеническая семья… Они не курят, не пьют — и вообще?..

— Совершенно верно! И поглядите, как они идеально здоровы!

— Гм… Вы за ними присматривайте. Я не стану портить вам выставку, док, мы все в Сити-Холле должны друг за друга держаться. Пока ярмарка не закрылась, я их не выброшу из города. Но это шайка Холтона. Муж и жена вовсе даже не женаты, и только один из детей действительно их сын. Они отсидели срок за продажу водки индейцам, но главной их специальностью, до того как они занялись просвещением, был шантаж. Отряжу человека в штатском, чтоб за ними послеживал. Хорошая вышла у вас выставка, док, и поучительная. Город теперь надолго запомнит, как надо ценить современные методы гигиены. Всяческой вам удачи! Скажите, вы уже подобрали себе секретаря на то время, когда войдете в конгресс? У меня есть племянник — стенограф такой, что всякого забьет, и вообще парень не дурак и умеет держать язык за зубами, ежели дело его не касается. Пришлю его к вам, вы с ним потолкуйте. Всего хорошего!

Но, за исключением случая, когда отца евгенической семьи поймали на том, как он для отдыха от тяжкого труда быть здоровым на людях упоенно припал к бутылке, Пиккербо до субботы не заметил в поведении Холтонов ничего предосудительного. До субботы все шло гладко.

Ни одна ярмарка в мире не бывала так назидательна и не доставляла устроителям такой широкой рекламы. Все газеты в избирательном округе посвящали ей целые столбцы, и все отчеты, даже в прессе демократов, упоминали о кандидатуре доктора Пиккербо в конгресс.

Катастрофа разразилась в субботу, в последний день ярмарки.

Лил страшный дождь, крыша протекла, и даму из киоска «Образцовое жилище», тоже протекавшего, увезли домой с признаками воспаления легких. В полдень, когда евгеническая семья демонстрировала безупречное здоровье, у самого юного ее отпрыска сделался припадок падучей, и еще не улеглось волнение, как на даму из Чикаго, противницу никотина, в тот миг, когда она с победоносным видом убивала мышь, накинулась дама-противница вивисекции, тоже из Чикаго.

Вокруг обеих дам и злополучной мыши собралась толпа. Антививисекционная дама обзывала антиникотинную убийцей, мерзавкой и безбожницей, и все это антиникотинная дама терпела, только всхлипывая и слабо призывая полицию. Но когда противница вивисекции в заключение прокричала: «А что касается ваших претензий на ученость, так вы не имеете никакого касательства к науке!» — антиникотинная дама с визгом спрыгнула с мостков, вцепилась антививисекционной в волосы и произнесла громко и отчетливо:

— Я тебе покажу, имею я касательство к науке или нет!