Бэббит. Эроусмит

Он обдумывал, можно ли выпить второй бокал шампанского.

Когда после портвейна, роспитого хоть и в мужской, но крайне чопорной компании, их согнали обратно в гостиную, Капитола налетела на него, шумя белыми хищными крыльями.

— Доктор Эроусмит, дорогой, за обедом мне так и не удалось расспросить вас, что, в сущности, вы делаете… Ах! Вы видели моих милых малюток в приюте на Чарльз-стрит? Я уверена, из них очень многие станут замечательными учеными. Вы должны приехать и прочесть им лекцию.

В ту ночь он жаловался Леоре:

— Тяжело становится выносить эту стрекотню. Но, видно, придется выучиться находить в ней удовольствие. Подумай, как будет приятно самим задавать обеды, когда я стану руководителем отдела. Будем приглашать настоящих людей — Готлиба и других.

На следующее утро Готлиб тихо вошел в лабораторию Мартина. Он стал у окна; он как будто избегал смотреть Мартину в глаза. Он вздохнул:

— Случилась скверная штука… Впрочем, может быть, не совсем скверная.

— Что такое, сэр? Не могу ли я помочь?

— Скверная не для меня. Для вас.

«Опять он заведет насчет опасностей быстрого успеха! — подумал с досадой Мартин. — Мне это порядком надоело».

Готлиб подошел к нему:

— Обидно, Мартин, но не вы первый открыли фактор Икс.

— Ч… ч… что?

— Его открыл еще и другой.

— Невозможно! Я обрыскал всю литературу, и, кроме Туорта, никто даже и отдаленно не помышлял… Боже мой! Доктор Готлиб, ведь это значит, вся моя работа за все эти недели — все было впустую, и я остаюсь в дураках…

— Ничего не поделаешь. Д’Эрелль ^{149}из пастеровского института только что опубликовал в «Comptes Rendus, Acad'emie des Sciences» [49]свои материалы — это ваш фактор Икс, совершенно то же. Только он его называет «бактериофаг».

— Значит, я…

Мысленно Мартин досказал: «Значит, я не буду ни руководителем отдела, ни знаменитостью, ничем! Возвращаюсь к разбитому корыту». Силы сразу оставили его, цель ушла, и божий свет потускнел до грязно-серого полумрака.

— Вы, понятно, — сказал Готлиб, — можете теперь выдвинуть претензию на одновременное открытие и всю свою жизнь убить на борьбу за то, чтоб вас признали. Или вы можете забыть это, написать Д’Эреллю милое поздравительное письмо и вернуться к своей работе.

Мартин пробормотал:

— Я, конечно, вернусь к работе. Больше ничего не остается. Табз, я думаю, наплюет теперь на новый отдел. У меня будет время доработать как следует свое исследование — может быть, у меня окажутся некоторые подробности, которых Д’Эрелль не дает, и я их опубликую в порядке подтверждения… Провались он ко всем чертям!.. Где его статья? А вы, верно, рады, что я спасен и не превращусь в Холаберда?

— Я должен бы радоваться. И это грех против моей религии, что я не рад. Но я уже стар. И вы мой друг. Мне грустно, что вы лишились удовольствия покичиться, вкусить успеха — на время. Мартин, это очень хорошо, что вы хотите подтвердить выводы Д’Эрелля. Это наука: работать и не огорчаться… на слишком огорчаться, если слава выпадает на долю другого… Сказать мне Табзу о приоритете Д’Эрелля или вы сообщите сами?

Готлиб отошел к дверям, грустно оглядываясь на Мартина.

Явился Табз и заныл:

— Ну что бы вам напечатать раньше! Говорил же я вам, доктор Эроусмит! Вы меня поставили в очень затруднительное положение перед Советом попечителей. Теперь, понятно, не может быть и речи о новом отделе.

— Да, — сказал безучастно Мартин.

Он аккуратно сложил и убрал листки, на которых начал свою статью, и повернулся к рабочему столу. Он глядел на сверкающую колбу, пока она его не заворожила, как хрустальный шар. Он думал:

«Было бы много лучше, если бы Табз с самого начала не совался. К черту этих стариканов, этих людей скучного веселья, этих важных господ, которые приходят и предлагают вам почести. Деньги. Ордена. Титулы. Дурят вам голову посулом власти. Почести! Получишь их, заважничаешь, а потом, когда ты к ним привык и вдруг лишился, чувствуешь себя идиотски…

Итак, я не буду богат. Леора, бедная девочка! Не получит она новых платьев, и квартиры, и всего такого. Мы… Нам не будет теперь так уютно, как раньше, в нашей старой квартирке. Ладно, нечего ныть.

Жаль, что нет Терри.

Люблю Готлиба. Другой бы злорадствовал…

«Бактериофаг» — предложил этот француз. Слишком длинно. Лучше просто фаг. Я вынужден даже принять его название… для моего, моего фактора Икс! Ну, что ж! Мне было хорошо в эти ночи, когда я работал. Работал…»

Он вышел из транса. Представил себе колбу с мутным от стафилококков бульоном. Побрел в кабинет Готлиба, взял журнал со статьей Д’Эрелля и читал ее пристально, восторженно.

— Вот это человек! Вот это ученый! — восклицал он с радостным смешком.