Во всех действиях Веры громадное значение имели какие-то непонятные для меня соображения. Ее настроение всецело зависело от мелочей, которым ни ты, ни я не придали бы никакого значения. И изумительнее всего, — эти ее соображения имели такие же реальные следствия, как и наши, построенные на вполне естественном ходе событий.
Она жила в каком-то своем мире, где многое, ничтожное на наш взгляд и даже не замечаемое, приобретало громадное значение, становилось причиной и следствием, руководило всеми ее действиями.
Прошло четыре месяца со дня нашей встречи. Наступил петербургский май с белыми ночами, с солнечными зелеными днями, с радостной пестротой витрин, запахом нарцисса, с неуловимыми, но обольщающими надеждами.
Я возвращался домой в одном из своих самых радостных, самых светлых настроений, когда все кажется прекрасным, а былые огорчения — ничтожными. Я купил по дороге ландышей и фиалок, потом, проходя мимо модного магазина, вспомнил о Вере. Мне захотелось сделать ей маленький подарок. Я люблю женские наряды, их бесчисленные краски, их легкость и капризность, их торжествующую бесцельную красоту.
Глядя сквозь толстое сверкающее стекло витрины на богатый эталаж всевозможных кофточек, юбок, кружев и вышивок, я невольно представлял себе изящную фигуру Веры, ее белую шею, незаметно сливающуюся с плечами, ее тонкий греческий профиль, бледнеющий в волне золотых волос. И я невольно заулыбался, взволнованно подумав, как была бы она восхитительна вот в той ярко-алой кофточке, совершенно гладкой и свободной, со строгим вырезом и широкими рукавами. Никаких украшений, ничего лишнего, только нежная, мягкая, шуршащая шелковая ткань, окрашенная горячею кровью.
Восхищенный созданным видением, я сейчас же купил приворожившую меня кофточку и сел на извозчика, чтобы скорее увидеть Веру.
Она меня встретила необыкновенно радостно.
— А я так ждала тебя, — воскликнула она и тотчас же добавила чуть слышно, — и так люблю тебя сегодня.
Солнце залило всю нашу комнату; в настежь открытое венецианское окно веяло морем. Белые стены мастерской слепили глаза.
— Я принес тебе подарок, — сказал я, — догадайся, какой?
— Кофточку? — радостно улыбаясь и уверенно кивая головкой, спросила Вера.
— Да, но откуда ты знаешь?
Она засмеялась.
— Я все знаю… Нет, я шучу, конечно… но в твоих руках желтый конверт с названием магазина… Ничто другое сюда не поместилось бы… Ну же, покажи мне ее…
Тогда я усадил Веру на диван, бросил ей на колени стебли белых ландышей и медленно вынул из конверта свой подарок. Я не видал лица Веры, но вдруг почувствовал прикосновение холодных пальцев к своей руке. Я поднял глаза.
Вера сидела сама не своя.
— Что с тобой?
— Уходи, уходи, — шепотом сказала она. — Да уходи же!
— Но почему?
— Слышишь, уходи… Я никогда не надену этой кофточки!.. Унеси, выкинь, променяй ее, но только чтобы я ее не видела..
Я обиделся. Я не ожидал, что так скверно примут мой сюрприз. Мелькнуло воспоминание — красный галстук ее первого мужа, — но все-таки я не находил объяснений.
— Это глупо, в конце концов, — сказал я с раздражением. — Опять твои непонятные капризы! Я хотел сделать тебе удовольствие, я радовался… Это неделикатно даже!
— Может быть, — сухо ответила она, и глаза ее стали бесцветными, невидящими, — но больше не подходи ко мне, пожалуйста, со своей кофточкой… И можешь сам уходить.
Я бережно сложил свой неудачный подарок и, обозленный, вышел в другую комнату. Накипала глухая обида. Я никогда не чувствовал себя таким оскорбленным.
Через десять минут Вера сама пришла ко мне. Она первая никогда не целовала меня, только ласково улыбалась.
— Ну? — спросила она.
— Что — ну?
— Перестань дуться. Сегодня такой хороший день. Устроим что-нибудь.
— Я ничего не буду делать, никуда не пойду и не стану с тобой разговаривать, если ты мне не объяснишь, что вое это значит.
— Опяать начинается, — поморщилась Вера и положила мне на голову свои руки. — Брось, право, экий ты…
— Не я, кажется, начал…
— Но что тебе нужно?
— Я хочу знать, почему ты не приняла мой подарок.
— Не могла…
— Как не могла?
— Очень просто…
— Объясни же…
Я протянул к ней руки и посадил ее себе на колени.
— Ну, рассказывай, моя глупая, умная головка…
Обиды как не бывало. Я с любовью смотрел в ее лицо.
— Да ничего особенного… Я ненавижу красный цвет и никогда не надену красной кофточки.
— Почему?
— Потому что…
— Какие глупости! — рассмеялся я.
— Нет, не глупости, — печально и убежденно ответила она, — далеко не глупости…
Вера поежилась, боязливо прижимаясь ко мне.
— Нет, нет, я никогда не надену красное…
Мне самому стало не по себе, но я старался быть спокойным и начал доказывать ей, что страхи ее нелепы. Вера слушала, но не сдавалась. Я просил, умолял ее надеть мою кофточку. Для меня это стало вопросом самолюбия.
— Если ты меня любишь, ты наденешь мою кофточку, — твердил я. — Посмотри, какая она красивая и как она пойдет тебе! Неужели ты не веришь моему вкусу?
— Верю, милый, верю!
— Ну, вот и хорошо, а твои страхи ни на чем не основаны. Ведь я же люблю тебя и у меня нет желания причинить тебе неприятность, посуди сама!..