Базилика

— Тогда мы сделаем все, что в наших силах, чтобы убедить его. Мы — единственная истинная вера. Без единого руководства, которое может дать только папа римский, мы будем как дикари, такие же, как и любая другая религия.

— И ты считаешь, что я мог бы стать связующим звеном.

— Да, Пол, да.

— Такое предложение — большая честь для меня, linda.

Я взял ее руку. От волнения ее ладонь была потной.

— Я обещаю над этим подумать.

Когда в аду наступит ледниковый период.

В очередной раз я увидел Треди при большом стечении народа и во всем его великолепии. Он стоял в полный рост — улыбающаяся, всем знакомая фигура, приветствующая верующих, — когда папамобиль прокладывал себе дорогу сквозь огромную толпу вдоль береговой линии Неаполя.

Любой папа больше всего уязвим на крупных городских торжествах. Обычно самое опасное время — это те несколько минут на площади, стадионе или улице, когда папа едет в диковинной прозрачной машине, известной всем как папамобиль. Как вы, наверное, догадались, в Ватикане решили, что у папамобилей должны быть стенки, сразу после того как стреляли в Войтылу, когда в 1981 году он проезжал в открытой машине по площади Святого Петра. В современном папамобиле стенки кажутся стеклянными, в действительности они пуленепробиваемые. Но пуля пуле — рознь. Агенты безопасности и снайперы следят за каждым мгновением проезда папамобиля. Все полицейские, затаив дыхание, ждут, когда пассажир покинет эту дурацкую машину.

Неаполь — город вседозволенности. Второе имя города — Хаос, но в тот день месса прошла гладко, как по маслу. Выйдя из папамобиля широким шагом, Треди взобрался на десятиметровый алтарь с задником, на котором по задумке художника была изображена так, как она могла предположительно выглядеть семь веков назад, сестра Кончетта, которую вскоре должны были причислить к лику святых. Круглолицая, изможденная и добродетельная.

Вместе с десятком собратьев-епископов, отправлявших с ним службу у алтаря, Треди прославлял старую монахиню со всей искренностью. Его проповедь была о могуществе братства и добродетели справедливости и предназначена для того, чтобы убедить в этом город, охваченный жестокой, коварной доморощенной мафией под названием «каморра».[94]

Когда Треди приблизился к кульминации мессы, причащению, я прошел за алтарь, чтобы найти стихарь и надеть его поверх своего костюма священника. Братия не умеет сосредоточиваться, это удел священников. Но братии, подобно не имеющим монашеского сана, но хорошо разбирающимся в вероучении католикам, разрешается раздавать причастие, после того как облатки будут освящены. На мессах, проводимых папой, причащается такое несметное множество народу, что все священники и им подобные выходят на подиум, когда подходит время раздавать тело Христово.

Под алтарем, в комнате для переодевания находился план, согласно которому площадь разделяла толпу на огромные прямоугольные секторы, границами которых служили веревочные ограждения. У каждого сектора был свой номер. В этой знакомой, разработанной несколько недель назад схеме мое имя стояло в двадцать восьмом секторе — подходящая моему скромному чину область, слева и почти до конца длинной площади перед дворцом испанского короля, когда-то правившего Неаполем.

Суетливый невысокий епископ подошел ко мне и сказал:

— Святой отец, людей больше, чем мы ожидали. Как только вы закончите в двадцать восьмом секторе, не будете ли вы так любезны помочь в тридцать четвертом?

— С удовольствием.

Я не стал его поправлять. Брат, отец ему без разницы. Ему нужны были люди и ловкие пальцы. Я видел, как опытным священникам удавалось раздавать почти тридцать облаток в минуту, отчетливо произнося слова: давая облатку, нужно сказать на языке мессы «тело Христово» каждому причащающемуся. Хитрость, к которой прибегают священники, заключается в том, что на латыни слова «Corpus Christi» понятны всем и произносятся немного быстрее. Я не самый быстрый раздаватель облаток в церкви, но и лентяем меня назвать нельзя: двадцать человек в минуту — мой лучший результат.

Мы, наверное, были впечатляющим зрелищем: длинная тонкая черно-белая линия, двигающаяся по направлению к алтарю, чтобы взять облатки. Большинство священников пришли с собственными дароносицами и были удостоены чести пользоваться ими на мессе, которую служил папа. Я, понятное дело, не был удостоен подобной чести, как и собственной дароносицы, но мне повезло, когда я наугад выбрал дароносицу из запасных, ожидая своей очереди. Дароносица была большой и тяжелой: вес ее говорил о том, что, возможно, она из чистого серебра. Это была старая, потертая дароносица; ее первый владелец, должно быть, давно отбыл за воздаянием в мир иной.

В двадцать восьмом секторе меня ждали сотни людей. Я медленно шел вдоль веревочного ограждения, раздавая облатки находившимся передо мной причастникам, а затем, наклоняясь вперед, тем, кто стоял за ними во втором ряду.

— Il corpo di Cristo… Il corpo di Cristo… Il corpo…