Базилика

— Журналисты — племя маленькое. Мы знакомы довольно давно. Она милая, и на самом деле в ней больше политики, а не строгости, как бы ей самой хотелось. Однако следует заметить, сир, что ваши бедные глаза, должно быть, устали после усердных попыток очаровать Марию.

Она прижалась плотнее. Я повернул голову, чтобы уберечь ухо.

— Как там Треди? О нем мало что услышишь в краях, где нет Бога, кроме Аллаха, а Мухаммед — пророк его.

— У него все в порядке, много работает, посылает всем свою любовь.

Солнце почти село, но на террасе было невыносимо жарко. Как же, черт возьми, его звали?

— А как поживает… гм…

Я знал, что он из Рима, и они знакомы несколько месяцев, но это все, что я мог сказать о последнем предмете страсти Тилли.

— Вернулся к жене, ублюдок.

— Извини.

— Невелика потеря. Все равно это больше походило на прелюдию, чем на арию.

Однако этой потери хватило, чтобы испортить настроение.

— Дай-ка подумать, есть ли у меня что-нибудь из еды.

Тилли вышла. Я поднялся и встал на краю террасы. Внизу, словно прилив, на площадь наползала тень.

— Что с Карузо? — спросила она из кухни. — Ты занимаешься этим делом?

— Официально это несчастный случай. Неофициально — и не для прессы — да, я этим занимаюсь.

— Значит, это было не просто падение?

Тилли появилась с тарелкой, полной кусочков сыра, аппетитного пеккорино.[57] Она поставила тарелку на край шезлонга и взяла свой стакан.

— Он упал, верно, но, возможно, ему помогли.

Тарелка опрокинулась, и сыр рассыпался по террасе.

— Черт!

Тилли принялась собирать кусочки.

— Подозреваемые есть? — спросила она.

— Да.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Дизайнер шезлонга. Если бы пластиковые планки располагались ближе друг к другу, тарелке хватило бы опоры.

— Дурак. Если падение Карузо не было случайным, и это было не самоубийство, тогда его убрали, так? Ты не знаешь, кто это сделал?

— А ты его хорошо знала?

Всегда отвечай на вопрос вопросом. Я не собирался рассказывать ей что-либо о расследовании, даже если и было бы что рассказывать. Она это тоже понимала.

Тилли поставила миску под кресло, пожевала сыр и отпила из своего стакана.

— Относительно. Разговаривала с ним раз или два в неделю; встречалась на различных приемах то там, то здесь. Мне нравились его взгляды.

Еще одна. Тилли симпатизировала экстремистскому крылу церкви, которое одни считали прогрессивным, а другие — анархистским. Однако в компании почитателей Карузо сошлись представители обоих лагерей — лед и пламень. Мария и Тилли. Я хорошо знал журналистов и понимал, что любовь и верность своему ремеслу сближают их не хуже родственных чувств, так что политические противники могут быть добрыми друзьями, они даже могут пожениться, что частенько и происходит. Но что это за крученый мяч, посланный Карузо так, что ему удалось удовлетворить обеих — и Тилли, сторонницу левых взглядов, и Марию, сторонницу правых? При этом он ничего не сказал ни о папе, ни о епископе из «Ключей». Как же это удалось монсеньору Карузо?

Было бы разумнее и в конечном итоге полезнее более пристально рассмотреть главное противоречие, но вместо этого я последовал за Тилли, когда она подошла к краю террасы, чтобы понаблюдать за наступлением сумерек. Зря я это сделал, так как она стиснула меня так, что мои руки оказались прижаты к бокам.

— Как поживает мой любимый служитель церкви?

— Тилли… я…

«…дал обет безбрачия», — хотел сказать я, но… она была возбуждена, да и я тоже. Может, это из-за виски или заката.

Да простит меня Господь.

Когда она поцеловала меня, я поцеловал ее в ответ. Но потом почувствовал, что мне не особенно хочется. Я сделал еще одну попытку:

— Тилли, подожди. А новый плед? Я же его еще не видел.

— Очень скоро увидишь, — прошептала она, давая волю рукам, — я расстелила его на постели, чтобы расправились складки.

К тому времени, когда я вернулся в общежитие колледжа святого Дамиана, еженедельное собрание было в самом разгаре. Профессор одного из немецких епископальных университетов читал лекцию на тему «Грех в повседневной жизни». Я сел в последнем ряду и постарался придать себе заинтересованный вид.

Простите, если шокировал вас, но я далеко не идеальный представитель братства и никогда не был идеальным представителем чего-либо. Я грешу. Представители духовенства тоже люди. Кто-то пьет. Кто-то играет на деньги. У кого-то есть «домохозяйки». Некоторые одержимы курением. Другие не устояли перед гомосексуализмом, а кто-то стал педофилом. Я — яростный гетеросексуал. Изо всех сил я стараюсь подавить влечение и сожалею, когда мне это не удается, но все же иногда я оказываюсь в постели с привлекательной и желающей этого женщиной, к которой я испытываю чувство. Я ложусь с ней в постель, нарушая обет безбрачия и проклиная свое безволие, но это не останавливает моего безрассудного стремления переспать с ней к нашему взаимному удовольствию. Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил. Я грешу, следовательно, я существую.