Базар житейской суеты. Часть 4

Теккерей Уильям Мейкпис Базар житейской суеты. Часть четвертая

ГЛАВА L Предлагается на благоусмотреніе читателя шарада въ джентльменскомъ вкус

Посл присутствія мистриссъ Бекки на семейномъ обд и вечер милорда Стейна, права этой почтенной женщины на принадлежность къ фешенебльному свту были признаны на законномъ основаніи, и утверждены однажды навсегда. Двери первостатейныхъ домовъ великобританской столицы быстро отворились передъ ея особой — двери великія и высокія, черезъ которыя, смю надяться, никогда не удавалось проходить благосклонному читателю сей достоврной исторіи. Я съ своей стороны всегда останавливался съ трепетнымъ благоговніемъ передъ сими страшными вратами, куда не дерзнетъ даже проникать мой авторскій помыслъ. Я воображаю, что ихъ денно и нощно охраняютъ мужи осанистые, вооруженные ярко-блестящими серебряными трезубцами, готовые пронзить насквозь всякаго назойливаго поетителя, не имющаго правъ на entr'ee. Говорятъ, будто газетный сотрудникъ-горемыка, впускаемый сюда въ извстные дни для внесенія въ свою тетрадку фамилій знаменитыхъ особъ, присутствующихъ на бал, умираетъ очень скоро посл этого сеанса. Я врю этому. Ему ли, ничтожному смертному, долго прозябать на сей земл, посл того, какъ глаза его подверглись искрометному блеску вкуса и моды? Огнь дендизма прожигаетъ его до костей и мозговъ, какъ нкогда присутствіе Юпитера въ полномъ олимпійскомъ костюм уничтожило бдную неразумную Семелу, дерзнувшую выскочить изъ своей естественной атмосферы. Этотъ миъ должны намотать себ на усъ вс безъ исключенія Тибурніанцы и Бельгравіанцы, и я бы очень радъ былъ рекомендовать исторію Семелы особенному вниманію мистриссъ Бекки. О, женщины, женщины! Обратитесь къ достопочтенному господину Туриферу, и онъ докажетъ вамъ какъ дважды два — пятнадцать, что Бельгравія не что иное есть, какъ мдь звняща, а Тибурнія — цимбалъ бряцяй. Все это суета суетъ, съ позволенія сказать, и всяческая суета. Все дымъ, прахъ и чадъ, или, выражаясь поэффектне — трынъ-трава. Рано или поздно наступитъ день и часъ (но въ ту эпоху cгніютъ и кости твои, о, возлюбленный собратъ мой!), когда великолпные сады Гайдъ-Парка исчезнутъ съ лица земли, и не отыщетъ ихъ отдаленный потомокъ, такъ же какъ мы, въ настоящее время, знать не знаемъ, гд обртались нкогда чудодйственный висячій мостъ и волшебные сады покойницы Семирамиды. Опустетъ и Бельгравскій скверъ, какъ уже опустли Булочная улица (Baker Street), или пустынный Тадморъ.

А знаете ли вы, милостивыя государыни, что великій Питтъ жилъ въ Булочной улиц? Отчего это вашихъ бабушекъ не просили на вечера къ леди Гестеръ въ этотъ, теперь опустлый, палаццо? Я обдалъ тамъ, увряю васъ, moi qui vous parle. Тни мертвецовъ, друзъя и пріятели знаменитаго хозяина, составляли превеселую компанію. Когда мы, современные живые люди, сли за столъ и вооружились рюмками кларета, духи отшедшихъ джентльменовъ гурьбой ввалили въ комнату, и степенно разслись по мстамъ вокругъ мрачнаго буфета. Прежде всхъ на сцену выступилъ морякъ, укротитель житейскихъ треволненій, и налилъ себ огромный стаканъ спиртуозной влаги: жизненныя привычки Дундаса сопровождали его и въ могилу. Аддингтонъ сидлъ, склонивъ голову съ пасмурными и мрачными взорами, и не отставалъ отъ другихъ, когда безшумная бутылка совершала круговые переходы; Скоттъ сердито поворачивалъ густыми бровями, и смотрлъ исподлобья на всхъ; глаза Уильберфорса были постоянно обращены на потолокъ, и онъ не замчалъ, повидимому, какъ стаканъ подносился къ его рту, и выходилъ оттуда пустой. Я тоже смотрлъ повременамъ на потолокъ, забывая, что эта замашка принадлежитъ исключительно великимъ людямъ. Домъ этотъ отдается теперь внаймы съ мебелью и со всми принадлежностями. Да, такъ точно: леди Гестеръ, супруга Вилльяма Питта, величайшаго изъ ораторовъ древняго и новаго міра, жила нкогда въ Булочной улиц, и покоится теперь безпробуднымъ сномъ въ пустын…