Батый заплатит кровью!

Положив всю принесённую одежду на скамью, Евфросинья удалилась, сказав, что сейчас накроет стол для гостьи.

Покуда Анна Глебовна переодевалась из татарского одеяния в славянское, Славомира, сидя на скамье, рассказывала ей, что побудило мунгалов отпустить её на волю. Заодно Славомира поведала княгине, каким образом ей самой посчастливилось вырваться из татарского рабства.

— Отчаянная ты девица! — восхищённо проговорила Анна Глебовна. — Низкий поклон тебе за то, что ты убедила посадника обменять пленную мунгалку именно на меня. Вовек этого не забуду! — Княгиня, уже одетая в светлое льняное платье до пят, поклонилась в пояс Славомире.

— Полно, милая. — Славомира прильнула к Анне Глебовне. — Ты сделала бы то же самое на моём месте. Идём, поужинаем! Заодно выпьем хмельного мёда за то, что ты живой-здоровой вырвалась от нехристей! А вот княгине Марине Владимировне не повезло. — Славомира тяжело вздохнула. — Умерла она от поразившей её в спину татарской стрелы почти у самых ворот Торжка. Она ведь вместе со мной бежала из Батыева стана в ту памятную ночь, когда новоторы на вылазку ходили.

Едва Славомира и Анна Глебовна сели за стол и осушили по кубку медовухи, как в трапезную вбежал посадник Иванко.

— Нехристи валом валят к городу с южной и западной сторон, — выпалил Иванко, снимая со стены шлем и панцирь. — Татары волокут много лестниц. Похоже, Батыга взгрел холки своим нойонам за неудачный ночной штурм.

— Ты на рожон-то не лезь! — с тревогой в голосе промолвила Евфросинья, помогая мужу облачаться в бронь. — Помни, у тебя двое деток, и я третьим беременна.

— Не беспокойся, милая, — усмехнулся Иванко, надевая шлем поверх войлочной круглой шапочки. — Меня сама Смерть боится!

— Извини, княгиня, — сказала Славомира, встав из-за стола, — моё место среди ратников. Мы с тобой ещё выпьем и наговоримся всласть, но сперва нужно отразить очередной приступ мунгалов.

В душу Анны Глебовны закрался леденящий страх. Она порывисто прижала к себе Славомиру, вдруг с какой-то особой остротой ощутив, что ближе и дороже её у неё никого нет. Уговаривать Славомиру, чтобы та осталась с ней и не рисковала головой в сече, Анна Глебовна не решилась, сознавая, что это бесполезно.

* * *

Бондарю Кудиму татарское копьё сломало два ребра и пробило лёгкое, это случилось во время ночной сечи на западном валу. Ратники из Тереховой сотни принесли Кудима домой на щите и оставили его на попечение жены и дочери. После того как было покончено с татарами, окружёнными в Спасском околотке, прибежал домой и Лепко. Ему сообщили, что отец его получил смертельную рану.

Понимая, что умирает, Кудим пожелал поговорить с сыном по душам.

— Я был лучшим бондарем в Торжке, сынок, — тяжело дыша, молвил Кудим. Он уже так ослабел от потери крови, что не мог поднять голову с подушки. — За моими бочками и ушатами люди приезжали из Твери, Торопца и даже из Новгорода. Сработанным мною бочонкам износу нет. Люди это ценят, потому и едут ко мне отовсюду. Вернее, ездили, ибо жизнь моя срублена нехристями под корень, — с тяжёлым вздохом добавил Кудим, положив свою слабую ладонь на руку сына. — Понимаю, что слова мои падут как вода на песок. И всё же передаю тебе, сыне, свой последний наказ стать преемником моего дела, ведь и я перенял бондарное ремесло от своего родителя, а тот — от моего деда, а дед от прадеда. Я тебя многому успел научить, Лепко. Прошу тебя, не тянись к оружию, лучше познай все тонкости бондарного дела и стань знаменитым мастером, каким был я и все твои предки. Теперь от тебя зависит, сынок, будут ли ещё бондари в нашем роду или же угаснет сей огонёк вместе со мной.

С трудом сдерживая слёзы, Лепко дал обещание умирающему отцу, что он обязательно выполнит его наказ. И добавил при этом: «Коль не сложу голову в сече с мунгалами».

Терех припозднился, помогая монахам и монахиням перетаскивать павших в сече русичей к местам захоронений, на этот раз убитых было особенно много. Когда Терех наконец пришёл в Кудимово жилище, чтобы отдохнуть и перекусить, бондарь уже скончался от внутреннего кровотечения. Над телом умершего хлопотали соседки. Овдовевшая Евстолия рыдала, затворившись в своей спаленке. Лепко и его сестра Купава уединились в отцовской мастерской, где были разложены на верстаке различные столярные инструменты и повсюду стояли уже готовые бочки и ушаты различных размеров.

Варвара, потчуя Тереха овсяной кашей с маслом и хлебом, негромко промолвила, заглянув ему в глаза:

— Тебе нужно сделать всё, чтобы Лепко не пал в сече с мунгалами. Иначе последняя воля Кудима не будет выполнена. Ты уж постарайся, Терёша.

Жуя кашу, Терех невесело хмыкнул про себя: «Сколько уже жизней и наказов оборвалось в Торжке за дни вражеской осады! И сколько ещё оборвётся в самое ближайшее время! Разве может от меня что-то зависеть в столь огромной беде? Я и сам трепыхаюсь, как листок осенний на ветру, сегодня жив, а завтра мёртв!»