Батый заплатит кровью!

Подскочив к Марине Владимировне, Славомира схватила её за руку и решительно потянула за собой.

— Чего ты застыла как неживая? — воскликнула Славомира. — Уноси поскорее ноги из этого змеючего гнезда!

— Что происходит? Откуда здесь взялась русская рать? — следуя за Славомирой, на бегу вопрошала княгиня Марина.

Лишь оказавшись в тёмном лесу, Славомира коротко объяснила Марине, откуда пришли русские ратники, совершившие переполох в Батыевом стане.

Миновав сосняк и ельник, увеличившийся отряд Якима Влунковича по довольно крутому береговому откосу спустился на лёд реки Тверды. Двигаясь по своему старому следу, русичи старались держаться поближе к зарослям ольхи и ивы, над которыми вздымался высокий береговой обрыв. С этого обрыва по отступающим русичам стреляли из луков татары, прибежавшие сюда из Борисоглебского монастыря и из татарского лагеря, раскинутого между монастырём и лесом.

Славомира была постоянно рядом с княгиней Мариной, поддерживая её за руку и помогая встать, если та оступалась и падала в глубокий снег. Физически Марина была слабее Славомиры, хотя по возрасту она была старше её на год.

Когда впереди на прибрежной круче замаячили белые башни и стены Торжка, Славомира крепче стиснула ладошку Марины в своей руке, радостно воскликнув:

— Пособил-таки нам Господь вырваться из лап поганых мунгалов!

Славомира перешла с быстрого шага на бег, потянув Марину за собой, но та упала, не пробежав и трёх шагов.

Обернувшись на княгиню, Славомира увидела чёрную стрелу с длинным оперением, торчащую у неё в спине. Славомира кинулась к неподвижной Марине и усадила её на снегу, схватив за плечи.

— Крепись, милая! — задыхаясь, вымолвила Славомира. — Сейчас мы на руках донесём тебя до города. Эй, Терех, Важен, идите сюда! Помогите мне!

Мимо Славомиры и сидящей на снегу Марины спешили ратники, прикрываясь щитами от свистящих татарских стрел. Пробегали рядом бывшие татарские невольники, одетые в рваные платья и шубы, с жалкими обмотками на ногах, с посиневшими от холода руками и лицами.

Терех и Важен собрались было уложить Марину на перекрещённые копья, но подошедший Яким Влункович бросил им холодно и бесстрастно:

— Не донесёте вы её живой. Видите, она уже отходит. Оставьте её здесь!

— Нет, я не брошу её тут! — рассердилась Славомира, с негодованием взглянув на тысяцкого. — Марина из рода Ольговичей, её непременно нужно спасти! Иль сердца в тебе нету, воевода!

Яким Влункович раздражённым жестом повелел Тереху и Бажену уложить юную княгиню на перекрестье из двух копий.

— Не трогай, — бросил он Славомире, когда та попыталась вытащить стрелу из раны на спине у Марины, — сразу кровь хлынет, а вместе с ней уйдут и все жизненные силы. Лучше доверить это лекарям.

Как ни спешили Терех с Баженом, но донести живой Марину до ворот Торжка им не удалось. Согбенный годами лекарь вынул татарскую стрелу уже из мёртвого тела княгини.

На холодном февральском ветру два священника отпели усопшую Марину Владимировну, тело которой, облачённое в русское платье, было погребено в ограде белокаменного Спасо-Преображенского собора.

«Всего на две седмицы пережила своего мужа Марина Владимировна, — думала Славомира, глядя, как трое монахов в чёрных рясах засыпают мёрзлой землёй опущенный в могилу гроб с телом юной княгини. — И эти две седмицы, несомненно, стали самыми ужасными в её недолгой жизни».

В следующую минуту Славомира вспомнила про Анну Глебовну, которая по-прежнему пребывала во власти Батыя, и сердце её наполнилось тоской и неизбывной горечью.

Глава одиннадцатая ГНЕВ БАТЫЯ

Дерзкая ночная вылазка новоторов произвела на Бату-хана ошеломляющее впечатление. Жители Торжка выказали Батыю свою отчаянную смелость и находчивость, а также своё презрение ко многократ сильнейшему врагу. Если бы Батый не задержался в шатре у одной из своих жён, то его жизнь скорее всего оборвалась бы этой ветреной февральской ночью. Две рабыни-булгарки своими глазами видели русов, которые ворвались в Батыев шатёр, убив троих ханских слуг. Груды изрубленных нукеров и кешиктенов возле Батыева шатра свидетельствовали о том, что новоторы даже в меньшинстве сумели одолеть лучших монгольских батыров. Произведя сильный переполох в ставке Батыя, отряд русов не только не полёг в этой ночной сече, но и пробился обратно в Торжок, уведя с собой три сотни русских невольников. Потери новоторов в этой ночной вылазке составили всего около шестидесяти ратников, тогда как татар полегло больше четырёх сотен.

По Ясе Чингисхана, татарские военачальники, допустившие столь опасный прорыв вражеского отряда в ханскую ставку, подлежали казни. Однако казнить Батыю было некого, так как начальник охраны его стана, глава его нукеров и предводитель кешиктенов пали доблестной смертью в сече с русами. Тогда Бату-хан обрушил свой гнев на братьев, становища которых были расположены ближе к валам Торжка и дозорные которых, по сути дела, проворонили вышедших на вылазку русов.