Баттл (Неистовый парадокс времени)

Как добрая женщина порадовалась бы, когда б узнала, что её ночное присутствие подарило Жене истинно целебное сновидение. Капли материнских слёз, пролитые над постелью сына, ночь напролёт превращались в мельчайшие флюиды сна. Они проникали в мозг Евгения и там, в зале ночных свиданий с вечностью, собирались в удивительную историю. Вот уж мистика, так мистика!

А снилось Женечке вот что.

Сидит он в своей комнате у окна и просматривает дальние дворы. Вдруг слышит за спиной голос:

– Жень, бросай ты это дело! Нельзя так жить, нехорошо.

Женя оборачивается и видит сидящего в его любимом кресле незнакомого парня.

– Ты кто?!

– Да я так. Короче, такой же, как ты. Могу перемещаться.

– И далеко?

– Не, дальше двора пока сложно. Не то что ваше блуждающее сиятельство!

– Откуда ты знаешь, насколько я?..

– Видел.

– Видел?

– Ну да. Видеть-то я вижу. Вот, к примеру, видел, как ты ноутбук у тётки умыкнул, видел, как у какого-то очкарика спёр плеер с наушниками, а ещё видел…

– Хватит! Ты чё, шпионишь за мной?

– Вовсе не шпионю. Просто учусь перемещаться. Хотя, честно говоря, мне противно наблюдать твои сволочные действия. Ведь ты не только воруешь, ты…

– А ну катись отсюда, святоша! Или вот что. Иди-ка, почитай Стругацких. И узнай, кто такие людены. Может, тогда перестанешь высовываться со своими «бла-бла-бла»!

– Да читал я Стругацких. Мне вообще не очень нравится деление людей на умников и дураков. А что касается люденов, то вряд ли ты один из них. Они бы не мелочились, приворовывая гаджеты. Они другие.

От этих слов в сознании Жени вспыхнула, как факел, нестерпимая обида. Он прекрасно понимал всю неприглядность совершаемых им действий. И единственным оправданием происходящего был почерпнутый из литературы тезис Стругацких об исключительности собственного «Я». Исключительности, позволяющей встать над моралью и совестью. «Что позволено Юпитеру, не позволено быку, – так рассуждал Женя, возвращаясь домой с очередным приобретением. – Отец? А что отец? Люден имеет право на всё, что сочтёт для себя нужным».

Но теперь, глядя в глаза парню, Женя испытывал неожиданный внутренний стыд. Он не сумел нагнуть этого выскочку. Скорее, наоборот. Слова о превосходстве, как пули, злобно шипя, вонзились рикошетом в его же грудную клетку. При этом никаким сверхъестественным образом люден Евгений себя не проявил. Напротив, он обмяк, ссутулился и, тяжело дыша, закрыл лицо руками…

Утром, пока отец спал, Галина Георгиевна разбудила сына и, не задавая никаких вопросов, собрала в школу. Жене запомнились её заплаканные багровые глазницы и тихий, срывающийся на фальцет голос. Прощаясь в дверях, он уткнул голову в мамину грудь и прошептал: «Мама, прости меня, я очень виноват перед тобой…».

Мать гладила шевелюру сына и плакала. Женя чувствовал, как слёзы падают ему на вихрастый затылок, и готов был сам зареветь белугой, но сдерживался и продолжал шептать: «Прости, прости, мама…»

Он медленно спускался вниз по гулким лестничным переходам (лифт не работал вторую неделю), прихрамывая и пересчитывая ступени. На четвёртом этаже Женя задержался и машинально посмотрел в широкое витражное окно лестничной клетки. Его взгляд скользнул по дворам, где среди утреннего беспорядка и первых признаков наступающего дня он вдруг увидел свою любимую Наташку в окружении рослых подвыпивших парней. Наташа пыталась пройти, но парни, похохатывая, строили ей омерзительные рожи и хватали за одежду…

Женя мучительно напряг зрение, пытаясь как-то вмешаться в происходящее. Но то, что случилось с ним вчера, вновь повторилось – он потерял способность перемещаться в пространстве. Тогда Женя, испытывая боль в каждом суставном сочленении, бросился по ступеням вниз, выбежал на улицу и, припадая на подбитую ногу, помчался выручать свою любимую Наташку.

Когда он подбежал к её дому, двор, на удивление, был пуст. Ему навстречу открылась заветная дверь. Из подъезда выпорхнула Наташка.

– Привет! Ты что тут делаешь? – улыбнулась девушка.

Не успел Женя ответить, как из ближайшей подворотни показалась ватага рослых ребят. Балагуря и дымя сигаретами, парни направились прямиком к Наташиному подъезду.

Юная леди в растерянности остановилась. Женя бросился к подъезду и метров на десять опередил приближающуюся компанию.

– Эй ты, чувак, вали отсюда! – кто-то крикнул из толпы.

«Бежать!» – подумал Женя. Чувство самосохранения по-медвежьи обхватило и затрясло его, понуждая бежать куда глаза глядят, бежать со всех ног, не чуя вины ни перед Наташей, ни перед собственной совестью…

Но в тот же миг он увидел за спинами парней, над их импортными кепками и крашеными шевелюрами заплаканные глаза матери. «Н-нет! – глухо взревел мозг Евгения, сдерживая трепетание сердца. – Хватит уже!»

Парни приблизились.

– Беги, Нашка (он так с нежностью называл Наташу)! – шепнул Женя, отталкивая девушку от себя. – Ну же!

Подъезд имел второй выход на соседний двор, и Женя об этом знал.

Девушка отпрянула назад, ухватилась за ручку двери и вдруг остановилась в нерешительности:

– А ты?!

– Беги! – Женя обернулся и попытался улыбнуться: – Ну же!