И в этих словах проскользнуло вдруг что-то человеческое. Не врачебное, похожее на отчет перед ожидающими, но всегда сохраняющее четкую дистанцию между доктором и посетителями, а что-то более… сочувствующее.
Первая неудачная встреча, которая все же осталась в памяти и заставляла вести себя осторожно, начинала потихоньку уходить в тень. Может, она тогда что-то неправильно поняла? Но эта только-только наклюнувшаяся мысль была перебита возникшей медсестрой:
– Денис Валентинович, еле вас нашла, тут начмед очень просил зайти…
И мысль исчезла так же внезапно, как и появилась. Да и не до отстраненных рассуждений на тему человеческих характеров сейчас. Главное – операция прошла успешно, папа отдыхает, а завтра можно его навестить.
Типография обещала полностью выполнить обязательства через два дня, копии документов по ручкам направили электронной почтой, что же касается макета – вот сейчас как раз Оля и поедет в офис разбираться.
– Оленька, я пойду? Что-то у меня к вечеру давление расшалилось, – Изольда Васильевна укуталась в свою неизменную ажурную шаль.
– Да-да, конечно.
– Я завтра тогда приготовлю Геннадию Игоревичу, что покушать. Больничная еда все же не сравнится с домашней.
– Спасибо, – Оля была искренне благодарна за такую заботу о своей семье. – Что бы мы без вас делали, Изольда Васильевна!
– Как и я без вас, – ответила хранительница очага, прежде чем покинуть квартиру и спуститься на два этажа ниже – к себе.
Собственной семьи у Изольды Васильевны не сложилось. Всю свою жизнь она посвятила театру и ожиданию роли, той самой – судьбоносной. Но не дождалась. Сначала все получалось, и в амплуа инженю молоденькая Изольда была неотразима. А в душе хотелось Офелию. Только на Офелию выбирали других. Да и век Офелий недолог. Как, впрочем, и век инженю. К тридцати пяти Изольда так и не смогла перейти на характерные роли, о которых начала мечтать, когда не вышло с героинями. И до самого конца своей театральной службы она осталась актрисой массовки и эпизодов. Что, впрочем, не мешало ей все так же страстно любить театр. Единственное, о чем жалела эта уже далеко не молодая женщина, так это о том, что ради искусства пришлось пожертвовать личной жизнью.
«Были у меня романы, Оленька, ах, какие романы были! И замуж звали, и цветами заваливали, – рассказывала она в минуты откровений, – да глупая была, молодая. Думала, вот он военный, выйду замуж – это же ехать с ним в часть, а как же театр, как же мои еще несыгранные роли?! О возможности устроиться в областные театры даже не думала. После Москвы-то! Вот так все и проворонила…»
И неожиданно нашла свою семью в Оле, которая почти через месяц после рождения сына переехала жить к бабушке. Старушка к тому времени была уже слаба, но радовалась, что дожила до правнука. Тогда за ней приглядывала Изольда, а когда хозяйки квартиры не стало, как-то само собой получилось, что забота старой актрисы перешла на Олю и ее маленького сына. И если бы не Изольда, Оля не справилась бы, наверное. А та нянчилась с маленьким Никитой как настоящая бабушка, наверстывая все то, что пропустила в своей жизни. Пока молодая мама бегала сдавать в институт зачеты и экзамены, Изольда Васильевна гуляла с малышом, готовила супчики и паровые котлетки. Времени на все хватало, ведь и было-то у нее тогда всего по три спектакля в месяц. А через два года Изольда и вовсе ушла из театра.
– Такую радость мне жизнь дала на склоне лет, – говорила она, – что в этот раз уж точно не провороню.
Оля заперла за соседкой дверь и прошла в детскую, где сын, сидя на полу, играл в роботов, изображая фантастические бои и издавая фантастические же звуки межгалактических атак.
– Чай будешь? – спросила она, стоя на пороге.
– Ага, – сын, занятый глобальными вопросами передела вселенной, не повернулся, лишь кивнул головой, – только можно через пять минут?
– Можно, – согласилась Оля и пошла на кухню.
Телефон высвечивал пять сообщений – и все по работе. Завтра, все завтра. А сегодня у нее был тяжелый день. Операция у отца. Самое главное – прошла успешно.
Потом макет этот – сделали одной левой, если быть до конца честной. Но хороший макет за полчаса не сделаешь, а клиент требовал. Зато теперь, когда у него на руках есть пилотный вариант, в запасе у дизайнера пара дней для осмысления и доработки.
Электрический чайник закипел и отключился. Оля задумчиво смотрела на коробку с чайными пакетиками. Нет, вечером пакетики пить не будет – заварит настоящий крупнолистовой, ароматный. И лимона дольку.
– Мам, а дедушка после больницы с нами будет жить?
Оля обернулась. Сын устраивался на табуретке. Похоже, в космической саге наступил перерыв.
– Да.
– Как здорово! А где он будет спать?
– Мы ему в зале постелем, – Оля заварила чай, а потом накрыла маленький чайник полотенцем, чтобы настоялся.
– И это же он каждый вечер перед сном будет смотреть телевизор? Круто! Эх… хорошо быть взрослым, – во вздохе Никиты отражалась вся несправедливость мира.
– Знаешь, я не думаю, что мы дедушке разрешим смотреть допоздна телевизор. Он же немного приболел, а больным полагается соблюдать режим.