Мужчины, а их было не более десятка, попятились к двери и стали выходить, отпуская грязные шутки и ругаясь. Я вышла за ними. Возле казарм собралась большая толпа, привлеченная шумом. Когда я увидела этих опустившихся людей в солдатской форме, сердце у меня сжалось от боли. Никогда прежде не встречала я такой оборванной, разнузданной и деморализованной шантрапы, называемой солдатами. Многие были похожи на настоящих убийц и разбойников. Но среди них находились и совсем мальчишки, развращенные большевистской пропагандой.
В другое время, в добрые старые дни января 1917 года, было бы достаточно расстрелять парочку таких бродяг, чтобы остальные полторы тысячи стали приличными и законопослушными людьми. А теперь могущественная русская армия, вовлеченная в смертельную схватку с сильнейшим противником, не могла справиться с жалкой кучкой бунтовщиков! Это было мое первое фронтовое впечатление после двух месяцев отсутствия на передовой. Но как же ускорился процесс распада армии за такое короткое время! Всего четыре месяца прошло после революции, а армия уже серьезно страдала болезнью неповиновения.
– Зачем вы сюда явились? Какой черт вас сюда пригнал? Вам охота воевать? А мы хотим мира! Мы досыта навоевались! – сыпались возгласы со всех сторон.
– Да, мы хотим воевать. Как еще можно добиться мира, если не побить германцев? Я войны побольше вашего хлебнула и мира хочу не меньше, чем любой из вас. Если вы хотите еще поговорить со мной и желаете, чтобы я ответила на ваши вопросы, приходите завтра. А сейчас уже поздно, завтра утром – пожалуйста, к вашим услугам.
Толпа разбрелась группками: кое-кто злословил, а некоторые спорили друг с другом. Для большей безопасности я перевела девушек в одну первую казарму и у каждой двери выставила часового. Это несколько успокоило девчат, а когда они услышали, что я отказалась ночевать в штабе и остаюсь с ними, они и вовсе повеселели. Ну как я могла оставить своих девчонок одних по соседству с этой полуторатысячной бандой негодяев? Я решила ночевать вместе с ними, под одной крышей.
Наступила ночь, и мои солдатики легли спать. Многих в тот вечер, вероятно, мучил вопрос, послушаются меня дезертиры или вернутся ночью и нападут на казарму. И точно, не пробило и двенадцати, как группа хулиганов подошла к казарме. Они барабанили в окна и в тонкие дощатые стены, ругая нас всех, и особенно меня. Потом пытались прорваться то в одну, то в другую дверь, но были встречены штыками. Не добившись ничего грубостью и насмешками, они забросали казарму камнями, разбив несколько стекол в окнах.
Мы тем не менее старались сохранять спокойствие. Ведь если сам военный комендант признался в бессилии совладать с ними, то что могли сделать мы, женщины? К тому же мы направлялись на фронт воевать с германцами, а не устраивать сражения с этими отчаянными головорезами, втрое превосходящими по численности наш батальон.
Но чем большую выдержку мы проявляли, тем наглее становились эти люди. Некоторые из них, изловчившись, просовывали руки в разбитые окна, хватали девушек за волосы, и они кричали от боли. Никто не спал. Все были взбудоражены до предела. Тяжелые удары камней о дощатые стены казармы то и дело сотрясали весь дом. Требовалось огромное самообладание, чтобы вынести все это, но я приказала не доводить дело до стрельбы.
Однако время шло, а шум и кошачьи концерты по ночам не прекращались, и кровь во мне начала закипать. В конце концов терпение мое лопнуло. Поспешно накинув шинель, я выбежала из казармы. День только начинался, погожий день в начале июля. Банда головорезов, человек пятьдесят, на миг замерла.
– Вы подлецы и бандиты! Что же вы творите? – закричала я что было сил. – Разве вы здесь не для того, чтобы сделать передышку на пути в окопы? Так оставьте же нас в покое! Или вы совсем стыд потеряли? Может, среди этих девушек есть и ваши сестры. А ведь некоторые из вас, я вижу, уж и немолодые. Если вам что-то нужно, приходите ко мне, разберемся. Я всегда готова поговорить, поспорить и ответить на вопросы. Но оставьте девушек в покое, бесстыдники!
Мой словесный запал вызвал у них взрыв хохота и скабрезностей, что привело меня уже в бешенство.
– Или убирайтесь отсюда сейчас же, или убейте меня прямо здесь на месте! – заорала я, бросаясь вперед. – Слышите? Убейте меня!
Я вся дрожала от ярости. Подонков поразили, видимо, мой тон и мои слова. Они стали расходиться по одному. Несколько часов нам удалось поспать.
Наутро командующий 10-й армией генерал Валуев сделал смотр батальону. Он остался очень доволен и поблагодарил меня за образцовую дисциплину и подготовку части. Получив необходимый провиант, обе наши кухни приготовили обед. Батальону были приданы двенадцать лошадей, шесть ездовых, восемь поваров, два сапожника. Кроме этих шестнадцати мужчин, нас сопровождали два военных инструктора. Однако мужчины всегда располагались отдельно от женщин.
После обеда возле нашей казармы снова стали собираться дезертиры. Накануне я обещала поговорить с ними, и теперь они ловили меня на слове.