Батальон смерти

Почти два месяца добиралась я домой из Якутска – водой, поездом и пешком. Война чувствовалась повсюду. Баржа на Лене была полна рекрутов. В Иркутске бросалось в глаза обилие людей в военной форме; по улицам то и дело маршировали направлявшиеся к вокзалу полки солдат, пробуждая в сердцах обывателей воинственный дух. Мой провожатый покинул меня сразу по прибытии, и пришлось самой обращаться к властям за содействием, чтобы продолжить путешествие.

Сердце громко стучало, когда я сошла с поезда в Томске. Целых шесть лет меня не было в этом городе. Слезы застилали взор, когда я шла по знакомым улицам. Вот здесь, в двухэтажном доме, впервые познала я непостоянство мужской любви. Это было десять лет назад, во время русско-японской войны, и мне тогда исполнилось пятнадцать. А вон в той маленькой, уже обветшавшей лавочке, где и сейчас вижу склонившуюся за конторкой фигуру Настасьи Леонтьевны, я провела пять лет отрочества, обслуживая покупателей, моя полы, стирая и латая одежду. Но следует признать, что это долгое ученичество под суровым надзором Настасьи Леонтьевны пошло мне на пользу, помогая в последующие годы. А вот и труба, над которой вьется дымок. Это тот самый дом, в котором около восьми лет назад началась моя замужняя жизнь и где я в полной мере испытала жестокость мужского нрава. И вот, наконец, подвальный этаж, где мои отец и мать прожили семнадцать лет.

Я распахнула настежь дверь. Мама пекла хлеб и не сразу обернулась. Как же она постарела! Как опустились ее плечи, как побелели волосы! Она резко повернула голову и какую-то долю секунды удивленно смотрела на меня. Комок подкатил у меня к горлу, слова замерли на устах.

– Маня! – воскликнула она, бросаясь ко мне и заключая меня в объятия.

Мы плакали, целовали друг друга и снова плакали. Мама вознесла горячую молитву Пресвятой Богородице и поклялась, что никогда больше не отпустит меня от себя. Хлебы сгорели почти до углей, позабытые в печи в суматохе, вызванной моим возвращением. Пришел отец, и я увидела, что он тоже сильно постарел. Он ласково поздоровался со мной: видно, годы смягчили его грубую натуру.

Я побывала у старых друзей. Очень обрадовалась встрече со мной Настасья Леонтьевна. Сестра Афанасия Бочкарева, моего первого мужа, тоже встретила меня приветливо, несмотря на то что я убежала от ее брата. Она хорошо знала, насколько он был жесток и груб. Мне сообщили, что Афанасия забрали в армию в первые дни войны и что, по рассказам, он был в числе первых взятых немцами военнопленных. Я о нем больше никогда не слышала.

Первые три дня по приезде я отдыхала. С фронта шли волнующие новости. Там разворачивались сражения. Наши солдаты в одних местах отступали, а в других наступали. И я желала обрести крылья, чтобы полететь им на помощь. Сердце мое томилось и болело.

«А ты знаешь, что такое война? – спрашивала я себя. – Это вовсе не женское занятие. И ты, Маруся, должна быть твердо уверена, что не осрамишь себя. Достаточно ли ты сильна духом, чтобы встретить достойно все испытания и ужасы этой чудовищной войны? Хватит ли сил у тебя, чтобы пролить кровь и выдержать все тяготы войны? Так ли твердо твое сердце, чтобы устоять против тех соблазнов, которые тебе придется испытать, живя среди мужчин? Отыщи в своей душе правдивый и мужественный ответ».

И я нашла достаточно силы в себе, чтобы ответить «да!» на все эти вопросы. Я подавила таившееся в глубине души страстное желание вернуться к Яше и приняла роковое решение: пойду на войну и буду сражаться до последнего вздоха или, если Господь сохранит меня, до наступления мира. Я буду защищать Родину и помогать на поле боя тем несчастным, кто уже пожертвовал собой ради нее.

Шел ноябрь 1914 года. Укрепившись в своем решении, я твердым шагом направилась к штабу 25-го резервного батальона, расквартированного в Томске. Когда я вошла туда, дежурный спросил, что мне надо.

– Видеть командира, – ответила я.

– По какому делу? – спросил он.

– Хочу поступить на военную службу, – сказала я.

Дежурный рассматривал меня несколько секунд, а потом громко рассмеялся и позвал других военных.

– Поглядите-ка, вот баба хочет поступить на военную службу! – со смехом объявил он, показывая на меня пальцем. Раздался всеобщий хохот.

– Ха-ха-ха! – галдели они хором, забыв о своей работе.

Когда веселье немного улеглось, я повторила просьбу пропустить меня к командиру, и тогда в комнату вошел его адъютант. Должно быть, ему сообщили, что какая-то женщина пришла вербоваться в солдаты, поэтому он шутливо обратился ко мне:

– Что желаете?

– Хочу поступить на военную службу, ваше благородие, – ответила я.

– Хотите в солдаты? Но вы женщина… баба, – засмеялся он. – Устав не разрешает призывать в армию женщин. Это противозаконно!

Но я настаивала, что хочу воевать, и просила пропустить меня к командиру. Адъютант доложил обо мне, и тот приказал привести меня к нему.