Бастионы Дита

– Ни в коем случае! Заветы возбраняют нам лгать, – едва ли не с возмущением возразил он. – Но ложь становится таковой только в силу своей очевидности. Если, к примеру, я стану выдавать себя за женщину, то, безусловно, солгу. А если ложь недоказуема, это уже что-то совсем иное. Добросовестное заблуждение, невинная ошибка, спорная истина, наконец… Да и нельзя быть врагом самому себе. Только у глупца на языке то же самое, что и на уме. Ведь в драке ты будешь защищаться. Умей защищаться и в беседе. Это и ребенку ясно.

– Куда ты клонишь? Говори прямо.

– Не упоминай на Сходке о наших первых встречах, особенно о том, что я вывел тебя из канализации. Запомни, ты самостоятельно нашел выход к отстойнику, а в город вернулся, перебравшись через стену. В каком именно месте, указать не можешь. Не запомнил. Мы встретились случайно примерно двенадцать Сроков тому назад. И с тех пор ты живешь у меня.

– Да хоть объясни, что это такое – ваш Срок?

– Очень скоро ты все узнаешь. – Возможно, мне и почудилось, но в голосе Хавра прозвучало скрытое злорадство.

Хотел я послать его подальше, но не нашел в языке дитсов ругательства, более грубого, чем: «Чтоб тебе в Заоколье жить!» Вместо этого я спросил:

– И когда же состоится ваша Сходка?

– Это будет зависеть от тебя самого. Братская Чаша на разных людей действует по-разному. – Все это звучало в высшей степени загадочно. – Но нужный момент я не упущу, не бойся.

Дом Блюстителей, увенчанный пузатой сигнальной башней, был, наверное, самым монументальным зданием в городе, но с фасада выглядел так, словно давно предназначался на снос. Он демонстрировал не мощь и величие власти, а ее жертвенность и скромность. В низком сумрачном зале, по которому безо всяких помех гулял ветер, вдоль стены стояло шестеро человек разного роста, одетых в одинаковые груботканые накидки. Никто из них не выглядел баловнем судьбы, а некоторые и вовсе имели весьма изможденный вид. Будь у меня с собой что-нибудь съестное, я обязательно бы поделился с ними. Некоторое исключение составлял разве что чрезмерно упитанный кастрат, один из тех, что шуровали в Доме Братской Чаши. Но уж ему-то завидовать – последнее дело.

Одни Блюстители вполголоса беседовали между собой, другие молчали, опустив головы и уронив руки, словно отдыхая после тяжелого труда. Хавр присоединился к ним, а я в одиночестве остался стоять в центре зала, чувствуя, как сквозняк шевелит волосы на моем затылке.

Тем временем какой-то старик приблизился ко мне и протянул здоровенный трехгранный гвоздь, каким скрепляют балки деревянных мостов.

– Покажи-ка, на что ты способен, – весьма дружелюбно предложил он.

Прежде чем он успел опустить руку, гвоздь, согнутый в обруч, уже сомкнулся вокруг его шеи.

– И все у вас в Изнанке такие сильные? – осведомился он, с довольным видом ощупывая ошейник.

– Нет, – ответил я. – Другие куда сильнее.

Продолжая добродушно улыбаться, старик вернулся на прежнее место. Мальчик внес поднос с глиняными кубками, судя по всему – пустыми, и Блюстители разобрали их.

– Пора начинать, – усталым голосом сказала женщина, лицо которой было почти скрыто капюшоном, похожим на те, что перед казнью надевают висельникам. – Как можно подробнее расскажи нам об Изнанке. – Это относилось уже ко мне. – Каким способом вы посылаете на нас Сокрушения? Какие силы подвластны вам? Какие планы у повелителей перевертней?

– Я ничего не знаю о том, что вы называете Изнанкой. Большую часть своей жизни я провел, странствуя от одного мира к другому. Совершенно случайно я угодил в это самое Сокрушение. Вот так и оказался здесь.

– Ты лжешь, – все так же устало, но с непоколебимой уверенностью произнесла женщина. – Даже слепец признает в тебе порождение Изнанки. И как ты только посмел явиться сюда, перевертень.

Взглядом я поискал Хавра, но он держал себя так, словно все происходящее вовсе его не касалось. Вот гадина!

– Если вы мне не доверяете, то прогоните прочь. Я пойду дальше своим путем, и вы обо мне больше никогда не услышите.

– Ах, вот чего ты хочешь, – слабо улыбнулась женщина. – Разнюхав здесь все, что только можно, ты намереваешься соединиться с сообщниками. За стенами их бродит немало.

– У меня нет сообщников ни за стенами, ни внутри их. Для меня ваш мир всего лишь ступенька на бесконечной лестнице мироздания. Цель моя неимоверно далека. Задерживаться здесь я не собираюсь.

– О чем ты говоришь? – с укоризной сказала женщина. – Единственная лестница отсюда ведет в Изнанку, мир, являющийся полной противоположностью нашему. И называется эта лестница – Сокрушение. Уйти отсюда каким-либо другим способом невозможно. Это общеизвестная истина. Ты опять попался на лжи.

– Но нельзя же так строго, – вступил в разговор человек, чья жутко изуродованная нижняя челюсть открывала на всеобщее обозрение щербатый рот. – Вполне возможно, он действительно ничего не слышал об Изнанке. Свой мир они, должно быть, называют иначе. Изнанкой для них скорее всего будет как раз все это, – он обвел рукой зал. – Верно я говорю, любезный?