Бастион

— Вот и накликали! — упрямо склонил голову Тверской. —  Мы мешали, и мешаем, экономическим и геополитическим интересам других стран — что вполне естественно. Об этом надо помнить каждый час, а мы все лезем к ним целоваться, как пьяный купец к спаивающему его жулику! Говорил же батюшка нашего "Ники": "У России лишь два друга — армия и флот!"  Англия зариться на Индию, Китай, Афганистан, а мы-то рядом, мы-то ближе, мы-то имеем куда более выгодные позиции, и важные для нас интересы в этих регионах. Для США, с их масонским правительством и иудейской банковской системой мы и вовсе — то лакомый кусок, то — кость в горле. Вот они и поддержали "пятую колонну" наших доморощенных робеспьеров. Ну и немцы — куда же без них: победа любой ценой!..

— А шире смотреть не пробовали? — спросил священник.

— Не понял вас?

— Ну... Просто посмотреть на все это шире? Подумать о всех, возможных причинах катастрофы, объединить их, и из этой мозаики составить цельную картину, а не один единственный фрагмент?

— И кто же, по вашему, виноват?

— Вечный вопрос… Но, извольте: мы сами и виноваты...

— Ну, конечно! — развел руками ротмистр. — Старая песня русской интеллигенции...

— Нет-нет, вы не поняли, — заторопился священник. — Не мы с вами, а мы. Священнослужители.

— А вы-то здесь при чем? — даже опешил ротмистр.

— Мы и только мы обязаны наставлять и просвещать людей. Но беда в том, что мы тоже простые люди, и у нас иногда просто не хватает сил. Мы никак не можем объяснить, что нельзя бороться со злом. Тот, кто борется со злом — сам становиться злом. А надо умножать добро, и для зла просто не останется места. Становиться лучше самим. Верить, надеяться, любить. На здоровом теле паразитировать невозможно.

— Да?! А вас, батюшка, гадюка, из кустов, никогда не жалила?

— Я в Бога верю, — напомнил священник. — Все в воле Божьей. Мы не всегда видим картину целиком, потому что не помним прошлого, и не знаем будущего. Все, что происходит — с ведома Бога. Может эта кошмарная революция — лучший выход из возможных вариаций будущего?

— Что же может быть хуже?! — опешил Тверской.

— Перестать быть людьми, — пожал плечами священник. — Зажраться, стать сильными и агрессивными, просто оскотиниться, наконец. Такие государства долго не живут.  Да и в наших бедах виноваты лишь мы сами, вот Бог и попустил, не стал заступаться, дозволил глотнуть того, к чему стремились...

— И чем же мы так его прогневали?

— Вседозволенностью. Мы даже единоверцев своих в рабство обратили, назвав это "крепостничеством". Сами разделили себя на какие-то сословия, противоестественные самой природе человека. Было все просто: священники — наставляют и молятся, крестьяне — добывают еду и изобретают технические новшества, дворяне — защищают. А теперь всплыли откуда-то целые касты купцов в политике, и политиков в купечестве... Миром начинают править деньги. А такой мир долго не простоит. Образованные люди отворачивались от Церкви, уходили в масонство, крестьяне и рабочие — в раскольники, бунтари и атеисты. Церковь больше не пользовалась авторитетом, отдав чад своих в рабство друг другу. Вот Бог и покарал нас, вразумляя…

— Сермяжная доля правды в этом есть, — не стал спорить Тверской. — Но ведь это не пугачевский бунт, и не восстание Стеньки Разина. Тут иная опасность, иное иго...

Он иронично покосился в сторону Кленова, и тот так же иронично закивал ему в ответ:

— Хотите догадаюсь, кого опять во всех грехах винить станете?

— Вам не надо догадываться, вы и так знаете наверняка, — парировал Кленов. — Все вам не терпится свое царство на земле установить. Так ведь не получиться. Везде получиться, кроме России.

— Это еще почему?

— А леший его знает. Заколдованная стана какая-то. Было первое иго — кто от татар освободил? Дмитрий Донской. Было второе — кто полякам усы надрал? Дмитрий Пожарский... Бог даст, дождемся и третьего Дмитрия...

— Вы все-таки антисемит, — убежденно сказал Кленов.

— Я — аналитик. У меня работа такая. Кто до семнадцатого года вообще о большевиках слышал? Да практически никто. Вот эсеры — те да! Задали нам жару. Анархисты, эсдеки всякие... А большевики? Да их даже всерьез не воспринимали — кучка болтунов — эмигрантов…

— А евреи здесь при чем?