Бастион: Ответный удар

Чувствуя, что угодил в очередную ловушку, он выбрался из купе, аккуратно задвинул дверь и встал у поручня. Вглядывался в муть за окном. Сон выветрился полностью. Он глянул на циферблат: два часа ночи. С большим скрипом (и кашлем) прошел час. Осталось четыре раза по столько.

Поезд нещадно болтало. Держась за поручень, он отправился к началу вагона – наслаждаться общением.

Проводник не спал. Сидел, поджав под себя руки, тупо пялился в одну точку. По глазам читалось – парень принял.

– И мне плесни, – попросил Туманов.

Парень очнулся.

– Что?

– Плесни, говорю, глухня. И белье давай. От твоих матрасов курятником воняет. Ну и вагончик у тебя.

– А я виноват? – проводник достал из-под ног бутылку и щедро налил на три пальца. Правда, Туманову не дал, сам выпил. Потом налил еще, поменьше, и протянул.

– Только не говори, что американцы виноваты, – Туманов всосал отдающую клопами жидкость и, бегло осмотрев конуру, с огорчением констатировал: белье у парня есть, но только грязное.

– А к-кто? – проводник поднял голову и мутно уставился поверх гостя. – Американцы, п-падлы, виноваты… Ты че, мужик, ящик не смотришь?.. – после раздавленной в одиночку четвертинки парень здорово заикался. – 3-задавили, волчары… со своими с-санкциями, э-эмбарго… Т-ты же сам понимаешь, мужик, все д-деньги на войну… Ну кто, с-скажи на милость, будет мне этот в-вагон реставрировать?.. Он с-сорок лет бегал и еще с-сорок пробегает, пока в кювет не с-скопытится… А с-скопытится – да и хрен на него… – махнув рукой, парень отобрал у Туманова стакан, судорожно набулькал и выпил. – Да ты садись, мужик, чего стоишь, как с-смерть… – он подвинулся. – П-прикинь с-сам: раньше нас по два п-проводника на вагон б-было, в поезде шестнадцать вагонов, бригада м-милиции, р-ресторан, обслуживание и з-зарплата, как у людей… А нынче – глянь, полный т-трындец… Шесть вагонов, ч-четыре проводника и один мент, пьяный в дрын, в головном на массу давит… А зарплата с каждым месяцем почему-то меньше становится… А п-почему?

– Понятия не имею. Твоя зарплата.

– О, – парень поднял в небо указательный палец. – Н-нас американцы хотят з-заморить. Умные, с-сволочи… Но не выйдет у них – понял?

– Понял, – кивнул Туманов. – А им это зачем?

Извечный вопрос. Что для человечества опаснее: голодная Россия или сытая?

Но проводник его не слушал. В пьяной голове творился полный беспредел.

– Н-наполеон нас не з-заморил, Адольф не з-заморил… Потом этот… – Парень потешно наморщил лоб. – Как его?..

– Да неважно, – улыбнулся Туманов. – Бес на них.

– Да ты что… Давай-ка выпьем. И слушай с-сюда, т-темнота ты некультурная…

В течение ближайших десяти минут парень прочел ему полный курс о вреде янычаров и тонтон-макутов, а также, что такое якобинство, какую заразу оно в себе таит и как с ним бороться. Вернее, о том, как его уже побороли и правильно сделали. О том, что война вдоль южных границ России есть затея исключительно ЦРУ (святая, кстати, правда, хотя и не исключительно), а народ живет плохо не потому, что режим плохой или правители бездельники, а потому что весь мир на нас ополчился, за что и получит в скором времени в рыло. На то и линия партии. К середине монолога парень стал заметно фальшивить. А когда пустился в цитирование Аттилы с его бессмертным: «Так пусть же с римлянами будет то, чего они нам желают!», Туманов понял, что пора и отсюда уносить ноги. По счастью, поезд стал замедлять ход.

– Ах ты, мать мою в душу… – опомнился вошедший в раж проводник. – Пастухово, две минуты стоим… П-пойду я, мужик. С-служба. Слушай, ты далеко не убегай, л-ладно?..

– Давай, давай, работай, – без сожаления распрощался Туманов. – Так не выдашь белье?

– Извини, – парень виновато развел руками. – Н-не выдам. К-кризис. Нам по к-комплекту на место выдают… Вот к-кабы ты в «мухосранске» сел…

Удивительно, но он уснул. Упал на койку и провалился в пустоту. А включил рецепторы от какого-то подозрительного шума. Впрыгнул в ботинки и осторожно высунул нос из купе.

Трое вооруженных людей в камуфляже проверяли документы у сонных пассажиров. Он машинально посмотрел на часы. Двадцать минут шестого, Москва на подходе. Столица нашей Родины. В принципе, так вернее: на вокзале по прибытии прокупоросить массу людей практически невозможно. Гораздо сподручнее это сделать в пути – пока народ тепленький, разомлевший.

Полвагона уже проверили. Один листал бумажки, двое маячили на стреме. Форсистые ребята – на сапожках глянец, камуфляж «от кутюр» – подогнан, отглажен. У старшого – усы веером, у младших – морды каменные. Чуть что – раз и в глаз. Неприятно. Но что поделаешь – столица.

Его заметили. Туманов вышел в коридор и, облокотясь на поручень, стал независимо позевывать: вот он, дескать, я, на блюдечке.

Кроме него, никто из пассажиров в коридор не вышел. Даже нужда, большая с малой, не могла превалировать над страхом. Жизнь в безумной стране в полной мере научила население сидеть в скорлупе.

Минуты тянулись, как резиновые.

– Ваши документы.

Ве-ежливые. Он посторонился. Усатый вошел в купе и включил свет. Второй навис над душой. Третий сохранял дистанцию.