Испугавшись неведомой заразы, от которой в квартире мрет все живое, Афанасия оттащила трупик грызуна в ветлабораторию. Заключение эксперта оказалось ошеломляющим – свинку задушили, просто сломали ей хрупкую шейку.
Часа два Аса провела во дворе лечебницы, глядя, как другие дети, нежно прижимая к груди заболевших любимцев, тихо сидят в очереди.
Дома она устроила Люке допрос с пристрастием, но дочь совершенно не запиралась:
– Они мешали мне…
– Чем, – чуть не плача, спрашивала мать, – чем тебе не угодили маленькие невинные создания?
– Мешали, – упорно отвечала Люка, но в конце концов добавила: – Все время шевелились…
Вот тут-то Ася испугалась по-настоящему. Прокрутилась в кровати без сна до утра и с тяжелым сердцем записала дочурку к психиатру. Как потом выяснилось, повезло ей безмерно. На прием они попали к выпускнику московского вуза Анатолию Карякину. Толя интересовался относительно редким в те годы в СССР методом лечения – психотерапией, обожал свою профессию и ухитрялся читать почти все новинки, благо свободно владел немецким и английским.
Познакомившись с Люкой, Карякин поделился с встревоженной матерью своими соображениями. Но далекая от медицины и психологии Асенька практически ничего не поняла. Толя сыпал специальными терминами: эписиндром, фрустрация, либидо… Ясно стало только одно: заумный доктор берется лечить девочку, причем как-то странно – не таблетками и уколами, а обычными разговорами.
– И сколько такое стоит? – робко осведомилась мать, мысленно заглядывая в сберкнижку, где хранился «стратегический запас» – триста рублей.
– Ни копейки, – отмахнулся Анатолий, решивший провести первый раз в жизни сеансы, – только строго выполняйте мои указания.
Поскольку в качестве альтернативы предлагался прием психотропных препаратов и постановка на учет в диспансер, Ася рискнула.
Целый год Люка лечилась у Анатолия. Первый месяц оказался ужасным. Дочка рыдала в голос и, цепляясь руками за косяк, вопила:
– Не пойду!
Асенька с трудом волокла девчонку по ступенькам. Затем Иветта смирилась, даже стала ждать сеансов с радостью. Может, Анатолий оказался талантлив, а может, решающую роль сыграл переходный возраст, но в шестом классе Люку просто не узнали ни учителя, ни одноклассники. Маленькое тощенькое злобное существо, косившееся на всех с задней парты, превратилось в красивого улыбчивого подростка. Иветта записалась в драмкружок, и режиссер не уставал расхваливать ее талант. Училась девочка по-прежнему отлично, но теперь больше не нарушала неписаных детских законов и охотно давала списывать.
Единственное, что осталось от прежнего «имиджа», – кличка Люка. Кстати, Анатолий настоятельно рекомендовал звать девочку только Иветтой.
– Ничто не должно напоминать ей о прошлом, – советовал врач. – Это Люка была агрессивной и неконтактной, а Иветточка – чудесный, милый человечек.
Но не объяснять же такое в школе? И лучшую ученицу по-прежнему звали Люкой, искренне забыв, откуда взялось это прозвище.
Когда дочка пошла в восьмой класс, у Аси появился жених – симпатичный инженер Федор Андреевич. После трех месяцев ухаживания он поселился у своей пассии. Может, в конце концов у них и сложилась бы вполне нормальная, счастливая жизнь, только наивный Федор принялся воспитывать Иветту.
– Что же ты, деточка, никогда матери по хозяйству не поможешь, – зудел, как осенняя муха, мужик. – Помой-ка посуду после обеда.
Иветта мило улыбалась, но выполнять требование не спешила. Федор Андреевич не успокаивался:
– Хоть трусишки свои постирай, лентяйка ты этакая, мать пожалей…
Потом принялся за будущую жену:
– Разбаловала девицу, замуж скоро выдавать, а она полная неумеха – ни щей не сварит, ни рубахи не постирает…
Мать призадумалась. Иветта действительно дома абсолютно ничего не делала. Уходя в школу, девочка даже кровать свою не застилала. Но раньше это как-то не трогало Асю, а сейчас начало раздражать. Однажды, придя домой, женщина обнаружила на столе грязные тарелки, чашку с остатками чая. Иветта же преспокойненько лежала на диване. Ася взорвалась:
– Ну как тебе не стыдно! Я целый день работаю, а ты ничегошеньки не делаешь! Прав Федор, белоручкой растешь!
– Ой, да ладно, мамуля, – заныла Иветта, – чего взбесилась, ну потом уберу, ерунда какая…
– Да как ты смеешь с матерью так разговаривать! – закричал Федор.
– Ты мне замечаний не делай, – отрезала Люка, – ты здесь вообще никто: ни маме муж, ни мне отец!
– Скоро буду, – пообещал потерявший терпение мужик, – на днях заявление в загс отнесем, вот тогда получишь ремнем по заднему месту, уже на законных основаниях.
– Это правда? – тихо спросила Люка.
Ася виновато кивнула головой. Не в такой обстановке хотела она сообщить дочери о предполагаемом замужестве.
– Ну что ж, – мило улыбнулась вдруг девочка, – желаю счастья! Очень рада за вас.
Ася чуть не села мимо стула. Подобной реакции она никак не ожидала.
Через неделю мать заметила, что Люка ходит по квартире как-то боком, кутаясь в длинный халат.
В ответ на настойчивые расспросы Иветта сначала отводила глаза, а потом пробормотала: