Басни

«Что это», говорил Реке соседний Пруд:
     «Как на тебя ни взглянешь,
     А воды всё твои текут!
Неужли-таки ты, сестрица, не устанешь?
     Притом же, вижу я почти всегда,
          То с грузом тяжкие суда,
     То долговязые плоты ты носишь,
Уж я не говорю про лодки, челноки:
Им счёту нет! Когда такую жизнь ты бросишь?
          Я, право, высох бы с тоски.
В сравнении с твоим, как жребий мой приятен!
          Конечно, я не знатен,
По карте не тянусь я через целый лист,
Мне не бренчит похвал какой-нибудь гуслист:
          Да это, право, всё пустое!
Зато я в илистых и мягких берегах,
          Как барыня в пуховиках,
          Лежу и в неге, и в покое;
               Не только что судов
                    Или плотов,
     Мне здесь не для чего страшиться:
Не знаю даже я, каков тяжёл челнок;
          И много, ежели случится,
Что по воде моей чуть зыблется листок,
Когда его ко мне забросит ветерок.
Что́ беззаботную заменит жизнь такую?
          За ветрами со всех сторон,
Не движась, я смотрю на суету мирскую
          И философствую сквозь сон». —
«А, философствуя, ты помнишь ли закон?»
          Река на это отвечает:
«Что свежесть лишь вода движеньем
                                   сохраняет?
          И если стала я великою рекой,
Так это от того, что, кинувши покой,
          Последую сему уставу.
               Зато по всякий год,
     Обилием и чистотою вод
И пользу приношу, и в честь вхожу и в славу.
И буду, может быть, ещё я веки течь,
Когда уже тебя не будет и в-помине,
     И о тебе совсем исчезнет речь».
Слова её сбылись: она течёт поныне;
     А бедный Пруд год от году всё глох,
     Заволочён весь тиною глубокой,
          Зацвёл, зарос осокой,
     И, наконец, совсем иссох.

Так дарование без пользы свету вянет,
          Слабея всякий день,
     Когда им овладеет лень
И оживлять его детельность не станет.

Тришкин кафтан

     У Тришки на локтях кафтан продрался.
Что долго думать тут? Он за иглу принялся:
     По четверти обрезал рукавов –
И локти заплатил. Кафтан опять готов;
     Лишь на четверть голее руки стали.
          Да что до этого печали?
     Однако же смеётся Тришке всяк,
А Тришка говорит: «Так я же не дурак,
               И ту беду поправлю:
Длиннее прежнего я рукава наставлю»…
          О, Тришка малый не простой!
          Обрезал фалды он и полы,
Наставил рукава, и весел Тришка мой,
          Хоть носит он кафтан такой,
          Которого длиннее и камзолы.

Таким же образом, видал я, иногда
               Иные господа,
          Запутавши дела, их поправляют,
Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют.

Механик