Басилевс

Немалые деньги, вырученные от продажи знаменитого буланого жеребца, победителя скачек, уплыли, как песок сквозь пальцы. Их хватило только на погашение долговых расписок и вынужденный пир по случаю чествования наездника-гиппотоксота, не явившегося, между прочим, на праздничный обед; он даже не удосужился объяснить причину своего отсутствия. И сейчас Аполлоний мучительно размышлял, чем платить наемной охране каравана, снаряжаемого им в Танаис на ежегодное осеннее торжище.

Его мрачные мысли прервал какой-то шум. Купец, недовольно поморщившись, прислушался. Говорили, вернее, спорили, два голоса. Один, визгливый и кричащий, купец узнал сразу – он принадлежал его рабу, полуглухому старому скифу. Второй, чистый и звонкий, Аполлоний где-то и когда-то слышал, но, несмотря на внешне приятное впечатление от чистого эллинского произношения и внутреннюю мелодику, этот голос почему-то заставил купца вздрогнуть. Все еще не понимая причины непонятного душевного томления, Аполлоний выглянул за дверь – и едва не упал, сраженный увиденным наповал.

У калитки суетился слуга-скиф, пытаясь преградить дорогу худощавому смуглому человеку в невзрачном плаще. За ним маячил еще один, но он был Аполлонию незнаком. А в худощавом купец сразу же узнал своего проводника к Неаполису Скифскому, рапсода Эрота. Они не виделись уже несколько лет, и Аполлоний начал постепенно забывать этого неугомонного зубоскала и прощелыгу.

– Эй, хозяин, убери этого дрянного старикашку! – Эрот, широко улыбаясь, появился в дверном проеме, пытаясь стряхнуть со своей ноги слугу, вцепившегося в нее, как клещ. – Аполлоний, брат мой, как я рад, как я рад… – он, наконец, вырвался и крепко обнял ошарашенного купца.

По щеке рапсода прокатилась слеза и капнула на грудь все еще безмолвствующего Аполлония. Стоящий сзади человек только хмыкнул и ухмыльнулся при виде расчувствовавшегося Эрота – он, похоже, достаточно хорошо знал незаурядные актерские способности своего приятеля.

– Прекрасно выглядишь, Аполлоний! – рапсод критически осмотрел расплывшуюся фигуру купца. – И домишко у тебя что надо. Цветочки, мозаика… Богато живешь. Так чего же мы стоим? Или не рад, а? – пытливо заглянул он в остановившиеся глаза Аполлония. – Прости, я просто неудачно пошутил. Конечно же ты, как и я, счастлив встретить старого приятеля. А! – вдруг вскричал он, хлопнув себя ладонью по лбу. – Забыл. Скверно и непростительно, но сейчас исправлю… – он отстранил слугу и позвал: – Собачка, поди сюда! Иди, иди, тут тебя не обидят.

В дом, угрюмо поглядывая на собравшихся, неторопливо и важно прошествовал огромный лохматый волкодав. Он немного прихрамывал на переднюю лапу, а в его густой темно-рыжей шерсти кое-где заплутались колючие шарики репейника.

– Узнаешь? – любовно почесал пса за ухом рапсод. – Да, это тот самый зверюга степных разбойников. Обычно я его с собой не беру, но сегодня такой день – встреча друзей по несчастью. Я ему придумал отличную кличку – Фат, – Эрот заразительно рассмеялся. – Как память о нашем приключении. Фат, поприветствуй хозяина!

Псина мигнул несколько раз, посмотрел, как показалось купцу, с укоризной на рапсода, и протянул Аполлонию свою лохматую лапищу. Купец от неожиданности пожал ее и, смутившись, быстро отдернул руку.

– Признал! – восхитился Эрот. – Умнющий пес, доложу я тебе, Аполлоний. Когда мне бывает туго с деньгами, он идет на пристань и приносит свежую рыбу. Нет, нет, он не ворует! Я предполагаю, что его просто угощают… ну, скажем, за приятную внешность и безобидный нрав. Сейчас он – как и я, между прочим, – голоден, потому и не в настроении, а так псина отменная. Умница.

– Да, конечно… проходи, – смутился Аполлоний при последних словах рапсода. – Садитесь. Сейчас будет вино… и перекусить…

– Какие великолепные краски, – восхищался Эрот, разглядывая расписные стены столовой. – Даже в Афинах – а я бывал там не раз – трудно сыскать такую красотищу. А лепнина… Ух ты-ы…

– Правда? – польщенный купец наконец соизволил улыбнуться. – Тебе и впрямь нравится?

– У меня просто не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение. Впрочем, иного и не должно быть – у такого знатного и известного во всем Боспоре господина, как ты, все, конечно же, самое лучшее и дорогое: дом, усадьба, еда и вино…

– Ты прав, – напыжился Аполлоний. – Все это так. Убери, убери сейчас же! – зашипел он на слугу, принесшего кувшин с местным вином – скиф справедливо рассудил, что такие подозрительные гости его господина вполне могут обойтись и недорогим боспорским. – Неси родосское, – приказал он. – Болван… – и извиняющимся голосом сказал, обращаясь к невозмутимому рапсоду: – Он у меня недавно, еще не все знает, потому и перепутал.

– Я так и предполагал, – благодушно кивнул Эрот и наполнил чаши родосским, появившимся на столе с волшебной быстротой. – Э, погоди! – вдруг спохватился он. – Вы ведь не знакомы, – Эрот показал на молчаливого приятеля. – Это весьма уважаемый господин, владелец одной из лучших харчевен Пантикапея, мой друг Мастарион.