— А, черт с ним! Ты выиграл, будь ты проклят. А теперь давай ту информацию, какая у тебя есть. Кто эти трое пропавших землян?
— Один из них Лаврентий Боткин, научно-популярный писатель. Однажды он пошел прогуляться по городу и больше не вернулся.
— Я, по-моему, читал что-то об этом в «Рашме». Дальше.
— Другой — Кандидо Суареш, бразильский инженер. И еще Адам Дали, директор американского завода.
Феллон спросил:
— Ты обратил внимание, какие у них профессии?
— Все они связаны с техникой, в той или иной степени. Если ты это имеешь в виду.
— Может быть, кто-то пытается собрать инженеров и ученых, чтобы они производили для него современное вооружение? Такое уже бывало, ты же знаешь.
— Я думал об этом. Если меня не подводит память, — с качал Мджипа, — ты сам когда-то пытался провернуть что-то подобное.
— Ну-ну, Перси, не будем ворошить прошлое.
Мджипа продолжил:
— Но такое случалось до того, как мы получили псевдо-гипнотический метод Сан Реми. Если бы только он был разработан несколькими десятилетиями раньше… Как бы то ни было, похищенные просто физически не могут делиться информацией такого рода — даже под пытками — как не смог бы поделиться ты или я. И туземцам это известно. В любом случае, гадать не имеет смысла — когда мы обнаружим пропавших землян, мы, вне всякого сомнения, узнаем и причины, по которым их похитили.
Глава III
Кришнаитский Длинный день умер. Хотя Энтони Феллон отпирал собственную входную дверь, у него был немного вороватый вид. Он крадучись проскользнул внутрь, тихонько снял портупею с рапирой и повесил ее на вешалку для шляп.
Он недолго постоял, прислушиваясь, потом на цыпочках прошел в главную комнату. Снял с полки пару бокалов из настоящего хрусталя, вышедших из-под искусных рук маджбурских ремесленников. Это были почти единственные чего-то стоящие вещи в этой маленькой обветшалой гостиной-столовой. Феллон приобрел их в один из тех редких моментов, когда был при деньгах.
Он раскупорил бутылку (кришнаиты еще не вкусили блаженства винтовых пробок) и налил по порции квада в оба бокала. На бульканье из кухни донесся женский голос:
— Актане?
— Это я, дорогая, — сказал Феллон на балхибу. — Герой, вернувшийся домой…
— Явился, наконец! Как видно, хорошо ты ублажил свою беспутную особу на Фестивале. Клянусь ’Анериком Просветителем, и рабыни видят больше развлечений, чем я.
— Но, Гази, любовь моя, я же тебе много раз говорил…
— Конечно, говорил! Вот только стоит ли мне верить твоим байкам? Ты меня, наверное, дурой полной почитаешь? И зачем только согласилась я на то, чтоб ты стал моим джагейном, ума не приложить мне.
Задетый за живое, Феллон огрызнулся:
— Потому что ты была женщиной без брата и без крова над головой. А теперь перестань ныть и иди сюда — и давай выпьем. Я хочу тебе кое-что показать.
— Ах ты зафт! — разгневанно начала женщина, но тут до нее дошел смысл его слов. — О, в таком случае, сейчас приду.
Занавеска, отделявшая кухню от комнаты, раздвинулась, и вошла джагайни Феллона. Это была высокая и мощно сложенная кришнаитка с хорошей фигурой и привлекательная, по кришнаитским стандартам. Феллону она была не любовницей, но и не женой: ее статус соответствовал чему-то среднему.
Балхибцы не признавали брака, считая его малопрактичным для народа воинов, каковым они и являлись последние несколько веков. Вместо этого, женщина обычно жила у одного из своих братьев, где ее периодически навещал ее джагейн. Эти отношения можно было расторгнуть по желанию любого из партнеров, но, пока они были в силе, они носили обязывающий исключительный характер. Заботы по воспитанию детей ложились на брата женщины, и поэтому вместо отчеств, характерных для остальных народов Варасто, балхибцы пользовались приставками, производными от имени дяди по материнской линии. Так, полное имя Гази было Гази эр-Дукх — Гази, племянница Дукха. Женщины же, которые — как Гази — проживали непосредственно со своими джагейнами, считались неудачницами и declasse[5].
Глядя на Гази, Феллон пытался решить, так ли уж умно он поступил, выбрав Кришну в качестве арены для своей внеземной деятельности. И почему он не бросал Гази? Остановить его она не могла. Но она хорошо готовила, и, в каком-то смысле, он был привязан к ней…
Феллон протянул джагайни наполненный бокал. Она приняла его со словами:
— Женщина благодарна, но, боюсь я, истратил ты последнее.
Феллон развязал кошелек, который свисал у него с пояса, и продемонстрировал горсть золотых монет, полученных от Квейса. Глаза Гази расширились, и она попыталась выхватить деньги. Феллон отдернул руку, рассмеявшись, потом отдал ей две десятикардовых монеты, остальные же спрятал обратно в кошелек.
— Этого должно хватить на хозяйство на несколько недель, — сказал он. — Если понадобится еще, попроси.
— Бакхан, — пробормотала она, опускаясь в кресло и отпивая из бокала. — Насколько знаю я тебя, нет смысла никакого спрашивать, откуда взялись эти.
— Совершенно никакого, — весело ответил он. — Когда-нибудь ты, наконец, поймешь, что я никогда не обсуждаю своих дел. Поэтому я и жив пока.