Хваеднир глянул на свою броню, покрытую грязью и кровью.
— Что? В таком виде? Я хочу сказать, мой дорогой сэр, я слишком устал сегодня. Завтра я буду рад. А что до еды, то она прибудет вовремя.
Я попрощался с адмиралом и вместе с принцем Хваедниром вернулся в лагерь. Шнери, легко раненный в руку, вернулся туда раньше нас. Хваеднир хлопнул своего кузена по спине, и тот закричал от боли.
— Чума на тебя! — заорал Шнери. — Из-за тебя у меня снова началось кровотечение.
— Прости, — ответил Хваеднир. — Я не подумал. Отличная была драка, а?
— Если нам придется в ближайшее время сражаться с гендингами, то какие же будут потери?
— А, вечно ты брюзжишь! Где, в конце концов, эти наши бестолковые слуги? А, вот вы где! Вина, черепахи!
Когда ему принесли стакан и бутылку, он как следует выпил.
— Знаешь, братик, а мне по нраву эти южные земли. Подумай только, можно круглый год лакать настоящее пиво!
— Новарианское лето для меня слишком знойно, — отозвался Шнери, обливавшийся потом.
Хваеднир приказал приготовить в палатке еду для нас троих, но он продолжал пить в угрожающем темпе. И очень скоро златокудрый принц начал высказывать мысли, которые любой благоразумный человек оставил бы при себе.
— Клянусь девятью преисподнями, — гремел он, — зачем мне без конца ждать, пока старый мерзляк сдохнет и оставит мне целую с страну? Для начала несколько сотен добрых воинов достаточно, чтобы отобрать Ир у этих трусливых скопидомов…
— Я видел их в бою и не склонен считать людей Сеговиала трусами, — заметил Шнери.
— А этот? Говоря по чести, я вбил в них дисциплину кочевого войска! Мог бы даже сделать из них воинов. А почему бы и нет? Разве я не предводитель крупнейшей битвы нашего времени? Барды будут слагать о ней песни. Клянусь силой Грейннека, удачно начав, я смогу стать правителем, более великим, чем Хайлзунг Непобедимый…
Шнери сказал:
— Эдим, тебе лучше пойти в свою палатку, завтра увидимся.
Шнери явно не хотел, чтобы я и дальше слушал излияния его двоюродного брата. Я пожелал им доброй ночи и вернулся к себе. Там я сел и задумался. Мне пришло в голову, что под прикрытием темноты я мог бы ускользнуть из лагеря, пойти в Ир и предупредить синдиков о настроениях Хваеднира.
Приняв такое решение, я внезапно обнаружил, что у моей палатки поставлен часовой.
Это не слишком обескуражило меня, потому что настроение, воцарившееся среди воинов после битвы, сильно ослабило дисциплину. При нормальном развитии событий, часовой, возможно, тоже напьется и отправится на прогулку или уснет. Нужно только понаблюдать и подождать час-другой…
Следующее, что дошло до моего сознания, так это то, что сквозь отверстие в моей палатке струятся потоки солнечного света, а Шнери трясет меня за плечо.
— Вставай, лежебока! — кричал он. — Мы собираемся устроить шествие в Ире, чтобы принять поздравления благородного города. Ты должен пойти с нами, как переводчик Хваеднира, у меня будет слишком много других обязанностей.
Я стряхнул с себя остатки сна. Я проспал то время, когда думал отправиться в Ир с предупреждением. Хотя то был серьезный проступок с моей стороны, меня извиняло то, что я не спал почти двое суток. Я поинтересовался у Шнери, чья рука все еще была перевязана:
— Принц, как насчет того плана, который Хваеднир излагал прошлой ночью? О захвате Ира и использовании его в качестве базы для развития Империи?
— Тьфу! Это говорил не он, а сладкое ирианское вино. Я отговорил его от этой глупости. Он торжественно пообещал мне, что если Ир будет с ним честен, то и он будет честен с Иром.
— В Швенре он казался таким благоразумным молодым человеком. Что с ним случилось?
— Вероятно, вчерашняя победа ударила ему в голову — это и первое самостоятельное командование. В степях Чам держал его на крепком поводке. Но я уверен, что с ним все будет в порядке.
— Очень плохо, что он наследует престол. Вы гораздо умнее его.
— Тише, демон. Такие мысли являются предательством, хотя я и благодарен тебе за комплимент. Хваеднир совсем не глуп — просто он избалован и банально мыслит. И потом, он гораздо красивее меня, и руки у него куда более умелые. А я слишком тучен для вождя. Но довольно об этом. Надень что-нибудь, и пойдем.
Мы прошли через поле боя, через паалуанский лагерь — уже частично разрушенный — и вышли к башне Ардимаха. Мы поднялись по широкой лестнице и вошли в главные ворота, настежь открытые впервые за последние два месяца. Внутри стоял звон — рабочие ремонтировали большое зеркало, поврежденное, но так и не вышедшее полностью из строя, несмотря на все старания осаждающих.
Весь Синдикат, в состав которого входила теперь и Роска, встречал нас. Главный синдик — Джиммон — похудевший, но по-прежнему представительный, произнес речь. Он прочел цитату из написанной на пергаменте рукописи и вручил Хваедниру символический ключ от города. Покончив с этими формальностями, Джиммон обратился ко мне:
— Слава тебе, о, Эдим! Когда церемония закончится, у тебя будет, что рассказать нам, да? А теперь, принц, мы сделаем обычный круг почета. Мы пройдем по авеню Ардимаха, потом повернем направо…