Башня Занида [Авт.сборник]

— Кто хочет, чтобы в «Йоте» швартовались все уроды нашего городка, — продолжил Фитцджеральд. — Потом появится какой-нибудь жук или двухметровый богомол, и вам скажут, что это кандидат в братство, прилетевший с Марса…

— Но, — попытался перебить его Ленджил, — в нашей хартии есть антидискриминационный пункт. Мы не можем запретить этому человеку, то есть студенту…

— Можем, — возразил Фитцджеральд, демонстративно зевая. — Этот пункт касается только представителей человеческих рас. Существа, не принадлежащие к человеческому роду, здесь ни при чем. Мы — клуб джентльменов, а Хитафея уж точно к ним не относится.

— Но принцип тот же, — не сдавался Ленджил. — Почему, вы думаете, Атлантик является одним из немногих университетов, в которых сохранились братства? Потому что нам всегда удавалось поддерживать демократические принципы, избегать снобизма и дискриминации.

— Чушь! — воскликнул Фитцджеральд. — Подбор в братство родственных по духу людей не является дискриминацией. У меня не возникло бы никаких возражений, если бы Херб предложил принять в братство какого-нибудь жителя Кришны, они, по крайней мере, походят на людей…

— Но не учатся в нашем университете, — пробурчал Ленджил.

— …так ведь нет, он притащил ужасную, покрытую чешуей рептилию…

— Джон ужасно боится змей, — заметил Ленджил.

— Как и любой нормальный человек.

— Ты совсем спятил, брат Фитцджеральд. У тебя невроз, вызванный…

— Вы отклони лились от темы обсуждения, — прервал их президент брат Браун.

Споры продолжались еще какое-то время, пока не наступило время голосования. Фитцджеральд забаллотировал Хитафею, а Ленджил — младшего брата Фитцджеральда.

— Эй! — возмущенно воскликнул Фитцджеральд. — Это нечестно.

— Почему? — парировал Ленджил. — Мне просто не нравится этот оболтус.

После ожесточенного спора оба сняли вето с кандидатов противника.

Выходя из зала, Фитцджеральд ткнул Ленджила в солнечное сплетение большим пальцем размером с ручку от швабры и сказал:

— Завтра приведешь на игру Элис, понял? И чтобы все было в порядке.

— Хорошо, Вонючка. — Ленджил направился в свою комнату заниматься. Им с Джоном удавалось сосуществовать, несмотря на взаимную неприязнь. Для Ленджил а Фитцджеральд олицетворял киношный идеал настоящего студента, а Фитцджеральд, в свою очередь, завидовал умственным способностям Ленджила. Без сомнений, Фитцджеральд поручил свою подружку заботам Ленджила, потому что считал его безобидной размазней, неспособным приударить за девчонкой.

На следующий день, в последнюю субботу две тысячи пятьдесят четвертого футбольного сезона Атлантик принимал Йельский университет на своем поле. Херб Ленджил проводил Элис Холм на трибуну. Как обычно, в ее присутствии язык Херба прочно прилип к нёбу, поэтому он принялся внимательно изучать розовую карточку, прикрепленную кнопкой к спинке сидения в соседнем ряду. Надпись на ней разъясняла, что необходимо сделать по команде капитана болельщиков с большим куском картона, выкрашенным оранжевой краской с одной стороны и черной — с другой, чтобы зрители противоположной трибуны увидели букву, цифру или картинку.

Изучив карточку, Херб, наконец, решился заговорить:

— Знаешь, мы приняли в братство Хитафею. Только никому пока не говори.

— Не скажу. — Элис покачала прелестной белокурой головкой. — Значит, если я приду к вам на танцы, он сможет пригласить меня?

— Только если ты захочешь. Я даже не знаю, умеет ли он танцевать.

— Постараюсь не дрожать от ужаса. Ты уверен, что он не прибег к гипнозу, чтобы заставить тебя выдвинуть его кандидатуру?

— Перестань. Профессор Кантор назвал разговоры о якобы феноменальных гипнотических способностях озирианцев полной ерундой. Человека можно загипнотизировать только в том случае, если он восприимчив к гипнозу. Никаких загадочных лучей глаза озирианцев не испускают.

— А профессор Петерсон с этим не согласен, — возразила Элис. — Считает, что в этом что-то есть, хотя никто пока не смог объяснить природу этого явления. Смотри! Они выходят. Хита-фея выглядит просто божественно.

Определение было выбрано не совсем удачно, хотя Хитафея, подпрыгивающий с мегафоном в лапе, в окружении хорошеньких девушек, выглядел несомненно незабываемо. К тому же он был одет в оранжевый свитер с большой черной буквой «А» на груди и круглую шапочку первокурсника. Его голос, похожий на гудок локомотива, перекрывал крики толпы:

— Атлантик! Атлантик!

В конце каждого вопля Хитафея широко раскидывал лапы с длинными когтями и подпрыгивал на три метра на своих птичьих задних лапах. Реакция болельщиков возбуждала его все больше, игроки же практически на обращали внимания на его вопли, так как были заняты игрой. Хитафея вообще-то сам надеялся выступить за университет в соревнованиях по легкой атлетике, но тренер, как можно тактичнее разъяснил ему, что никто не захочет соревноваться с существом, способным прыгнуть на двенадцать метров без разбега.