Башня Занида

И Феллон, и Кордак’ на мгновение перевели взгляды в сторону двери, в которой стояла Гази, прижавшая ладони к щекам. Однако прежде, чем кто-либо из соперников успел воспользоваться удобным случаем, оба они снова смотрели друг на друга.

Дзинь-дон-вжи-и-ик!

Дуэлянты кружили, проявляя теперь осторожность. После первых же выпадов Феллон понял, что их силы примерно равны. Он был немного тяжелее и (будучи землянином) сильнее физически, но Кордак’ был моложе, и его руки были длиннее, обмотанное же вокруг его левой руки одеяло компенсировало превосходство Феллона в технике фехтования.

Тинк-тинк-бом!

Феллон повалил какой-то столик и отшвырнул его ногой.

Вжик-дон-н!

Кордак’ сделал ложный выпад и тут же нацелил убийственный удар сбоку в голову Феллону. Тот пригнулся, и рапира просвистела над ним и перерубила бронзовую стойку лампы-торшера. Лампа с дребезгом запрыгала по полу, а сама стойка повалилась со страшным грохотом.

Дон-дзинь!

Они кружили и кружили. Один раз Феллон оказался лицом к двери, в которой стояла Гази, и воспользовался моментом, чтобы крикнуть ей:

— Слушай, Гази, уйди отсюда! Ты нас отвлекаешь!

Она не обратила на него внимания, и дуэль продолжалась. Неожиданно обрушив на Феллона град ударов, Кордак’ прижал его к стене. Последний выпад должен был вспороть живот землянину, но Феллон отпрыгнул в сторону, и острие клинка Кордак’а пронзило единственную в комнате картину: дешевую копию известного полотна Маш’ира «Заря над Маджбуром». Воспользовавшись тем, что рапира Кордак’а застряла в штукатурке, Феллон рубанул по противнику справа, но тот подставил под меч одеяло, выдернул рапиру из стены и снова оказался лицом к Феллону.

Дзинь-вжик!

Феллон в очередной раз взмахнул мечом, но Кордак’ парировал, и удар пришелся в перевернутый столик.

Феллон чувствовал, как кровь гулко стучит у него в висках. Его движения замедлились, как будто ему приходилось преодолевать сопротивление воды. Впрочем, он видел, что Кордак’у было не легче.

Тинк-бам!

Бой продолжался и продолжался, и через некоторое время противники измотались настолько, что едва могли поднять мечи и только стояли и злобно смотрели друг на друга. С интервалами секунд в десять то один, то другой находил в себе достаточно сил, чтобы сделать выпад, который неизменно парировался противником.

Динг-дзанг!

Феллон выдавил из себя:

— Мы… слишком равны!

Голос Гази объявил:

— На самом деле вы оба просто трусы и боитесь приближаться друг к другу.

Кордак’, еле дыша, выкрикнул:

— Дорогая, не хочешь поменяться со мною местами — попробовать, каково это?

— Вы оба просто смешны, — сказала Гази. — Я думала, один из вас убьет другого и тем разрешит все мои проблемы. Но если вы плясать намерены весь день и махать мечами…

Феллон сумел выговорить:

— Кордак’, по-моему… она подталкивает нас… чтобы насладиться видом крови… за наш счет.

Они покружили еще несколько секунд, пыхтя как локомотивы. Потом Феллон сказал:

— Как насчет того, чтобы закончить? Похоже, ни один из нас… не может одолеть другого… в честном бою.

— Ты сам начал, так что, если кончать намерен… я, как разумный человек… согласен.

— Решено.

Феллон отступил назад и вложил меч в ножны, но не до конца — на тот случай, если Кордак попробует нанести предательский удар. Кордак’ подошел к стенной нише у двери и вложил меч в ножны, которые висели там на вешалке для одежды. Он посмотрел на Феллона, чтобы убедиться, что его рапира убрана целиком, и только после этого оторвал руку от рукояти своей. Потом он снял меч в ножнах с вешалки и понес его в спальню.

Прежде, чем он добрался до нее, Гази возмущенно развернулась и вошла туда первой. Феллон упал в кресло. Из спальни донеслись сердитые голоса. Потом Гази снова появилась, уже в шали, юбке, сандалиях и с сумкой, в которой лежали ее вещи. Следом за ней вышел Кордак’, тоже одетый и застегивающий перевязь с рапирой.

— Мужчины, — сказала Гази, — кришнаиты они или земляне — это самые отвратительные, трусливые и беспомощные твари во всем животном царстве. Не вздумайте искать меня, вы оба, ибо видеть мне противно ваши рожи. Прощайте навсегда!

Она хлопнула дверью. Кордак’ расхохотался, упал в другое кресло и устало вытянулся.

— То был самый трудный бой мой со времени Таджрошского сражения в войне Джунгавской, — сказал он.

— Хотел бы знать я, что так взбесило даму нашу. Она кипела, как ливень летний над Квебесскими холмами.

Феллон пожал плечами.

— Иногда я тоже не уверен, что понимаю женщин.

— Ты завтракал?

— Да.

— Ха, это объясняет успех твой. Когда бы бился я не на пустой желудок, совсем другой расклад имели б мы, и с легкостью такою отделаться тебе не удалось бы. Пойдем на кухню — поджарю я яиц.

Феллон покряхтел, поднялся на ноги и пошел за Кордак’ом на кухню. Там он обнаружил, что хозяин дома снимает с полок провизию, в том числе и большой кувшин фалатского вина.

— Немного рано для того, чтоб налегать на квад, — сказал капитан, — но фехтование — тяжелая работа, так что, не повредит глоток-другой вина нам, чтоб возместить утерянную влагу.

После нескольких кружек вина, Феллон, сильно подобрев, сказал: