Трепеща, Йосех поднялся и приблизился к Фа'таду.
– Говорят, ты нынче снова повстречался с нашим давешним приятелем из лабиринта.
– Да, командир. Он был одним из телохранителей генерала Кадо. Он стоял ближе всех к генералу, справа.
– Я не имею обыкновения обращать внимание на свиту. Почему ты ничего не сказал вовремя, не указал на него?
– Я пытался. Меня одернули, сказали, что в строю полагается помалкивать. Я тут новичок и должен прислушиваться к мнению старших. Похоже, для них главное дисциплина.
Фа'тад фыркнул, Джоаб хлопнул себя по коленке. Ногах готов был сквозь землю провалиться.
– Язычок-то у него не дай боже, как у папаши, – заметил ал-Акла. Командиры постарше переглянулись, заухмылялись. – И что ты думаешь, мой мальчик, зачем Кадо посылает своих телохранителей воровать детей?
– Не знаю. Ферренги странные люди.
– И правда. Но все равно непонятно зачем. Не важно, каково мое личное отношение, к этому поступку, но не вижу, какая Кадо с него польза. И не вижу способа выяснить.
– Может, тот человек действовал не по приказу генерала, а из собственных побуждений.
– Может. Ферренги отличаются жестокостью и извращенностью. Ладно, ты свободен. Если увидишь того человека снова, брось все дела и выследи его, постарайся выяснить побольше. Мне безумно хочется с ним потолковать.
– Слушаюсь, командир. – Йосех поспешно ретировался. Ногах последовал за ним.
– Что это на тебя нашло, совсем спятил или как?
– Иногда я просто не могу удержаться.
Ребенок захлебывался от рыданий.
– Никто тебя не обидит, – сказала Чаровница, но ей не удалось скрыть раздражение. – Сейчас ты выпьешь это, а потом ненадолго уснешь. Вот и все. Когда проснешься, я задам тебе несколько вопросов и отпущу домой.
Мальчик поднял глаза, по щекам его по-прежнему катились слезы. Он хотел, но не мог поверить.
Своей огромной ручищей Торго протянул ребенку чашку с питьем; тот оттолкнул ее.
– Придется заставить его, Торго. – Всегда так, всегда и всех приходится заставлять.
Евнух выполнил распоряжение.
Лекарство скоро подействовало, несмотря на сопротивление, мальчик погрузился в сон.
– Хотелось бы мне найти другой способ, – заговорила Чаровница. – Почему они так боятся? Разве мы плохо с ними обходимся?
– Лучше, чем обходятся с ними дома, госпожа. Но они слишком малы и не способны оценить это.
– Прошу избавить меня от сарказма.
– Что вы, госпожа.
– Я знаю, ты не одобряешь моих методов, думаешь, я чересчур мягкосердечна. Торго не ответил.
– Ну хорошо. Отнеси его на катафалк. И не спи на ходу. К началу все должно быть готово.
Времени у Торго было достаточно, но евнух становился все более медлительным, двигался как бы нехотя – с каждым днем в нем явно крепла уверенность, что их усилия ни к чему не ведут. Подобный страх исподволь начинал грызть и сердце Чаровницы. Неудача за неудачей, ни малейшего просвета, чтобы ободрить их. Если только не считать, что с каждой неудачей они на шаг ближе к успеху. Но нелегко усмотреть в провале нечто положительное.
Вскоре ребенок начал пробуждаться; Чаровница осталась довольна приготовлениями.
– Ступай, Торго, пора, – сказала она. Но, когда евнух направился к выходу, окликнула его:
– Эйзел сегодня приходил?
– Нет, мэм.
– Он вернется.
Торго опять не ответил.
Чаровница вступила под тяжелый зеленый бархатный полог, под которым лежал мальчик. Она поворошила угли, чтоб убедиться, что с огнем все в порядке; зачерпнула из кувшина воды крошечной чашечкой, осушила ее, потом еще и еще, пока не заболел живот. Ей предстояло много времени провести в этой раскаленной до жара своеобразной палатке. Тут Чаровнице приходилось, пожалуй, тяжелее, чем детям. После она дня два не могла опомниться и отдышаться.
Она сдвинула крышку с серебряной чаши, блестящей серебряной ложечкой зачерпнула немного содержащегося в сосуде вещества и бросила его на горящие угли. Горький дым заструился вверх. Чаровница отшатнулась, чтоб слишком много его сразу же не проникло в легкие.
Теперь ей предстояло пройти по тонкой грани между сном и явью – ребенок должен находиться под действием испарений и в то же время сохранять способность идти туда, куда она сочтет нужным. Это было ох как непросто; иногда, к ужасу и отвращению Чаровницы, оказывалось, что опыт необходимо повторить еще раз. Частая практика не помогала, не исключала срыва.
Она быстрым гибким движением подбросила еще трав в огонь и подождала, пока не придет в надлежащее состояние: голова гудела, все вокруг точно пеленой застлало. Тогда она попыталась припомнить имя мальчугана. Тоже непростая задачка.
– Проклятие, – тихонько выругалась Чаровница.
Она поискала в складках одежды. На сей раз она не забыла записать имя на бумажку, зато забыла, куда ее засунула.
Чаровница вздохнула – осторожно, чтобы не наглотаться дыма.
Пальцы нащупали клочок бумаги. Она вытащила его, наморщила лоб, смахнула стекавшие на глаза бисеринки пота. Опять забыла надеть защищающую от пота повязку… Чаровница с трудом разобрала имя.
– Хистабел, Хистабел, слышишь ли ты меня? Молчание.
– Хистабел, ответь, если слышишь.
Невнятный звук вырвался из горла ребенка.