Тот, другой… Но разве Эйзел не сломал ему шею?
Чаровница зашаталась от ужаса.
Эйзел приоткрыл глаза. Он видел все как в тумане и слышал не лучше дряхлого столетнего старикашки. Но, преодолевая боль, он постарался оценить ситуацию. И тут как раз геродианская сучка втащила на крышу своего сучонка.
Эйзел не попался на удочку. Ни на минуту. Ведьма с помощью своего искусства подлечила мальчишку, но Ала-эх-дин Бейха не было в его теле. Иначе бы поднялась такая буря, что проклятая башня раскололась бы на мелкие кусочки. А Чаровница поверила – пусть лишь на одну минуту. Поверила и сдалась, поверила и решила, что такова воля судьбы, что она должна поплатиться за гибель мужа.
Проклятая глупая баба.
Но хорош и он. Лежит здесь еле живой – и ради кого все это? Ради нее? Сколько же дури оказалось в нем! С чего он вообразил, что когда-нибудь госпожа будет принадлежать ему?! Он был просто кретином, глупее тех, кого дурачил всю свою жизнь. Он позволил идиотской мечте управлять собой…
Эйзел окинул взглядом всех их – женщин, мальчишек, плотника, дартар. Он не испытывал сожаления, не чувствовал угрызений совести. Но он был все еще жив. А пока Эйзел-Разрушитель жив, он принимает решения.
– Эй, полегче! – Плотник попытался перекричать бурю. – Что это вы вздумали? Стойте!
Глупая женщина, глупая до последнего. Не дает себе труда задуматься, пошевелить мозгами. Купилась на дешевый трюк жалкой заморской ведьмочки.
Вместо того чтобы бороться, заставить их поплатиться жизнью, ответить за все, она снова выбрала самый легкий путь.
Чаровница оттолкнула плотника, отступила, последний раз оглянулась на ненавистный город и бросилась с башни вниз.
Дурацкая смерть. Она сама подписала себе приговор. Предала себя.
Никто на него не смотрел. Адских усилий стоило ему поднять руку от пояса ко рту…
Он мог остановить ее, думал Эйзел, погружаясь во мрак. Мог закричать. Это стоило бы ему жизни, но он бы предупредил госпожу перед этим последним отчаянным шагом. Он мог отдать ее Накару… Последнее, что увидел Эйзел, был мальчик, Ариф. Накар смотрел из его невинных детских глаз – и Накар понял. Своим молчанием он погубил обоих – Чаровницу и колдуна.
Нечеловеческим усилием воли Эйзел заставил себя насмешливо улыбнуться и помахать на прощание рукой.
Аарон попытался удержать Чаровницу. В последний момент она передумала, хотела ухватиться за его протянутую руку, но расстояние между ними было слишком велико. Из темноты до стоявших на крыше дартар донеслось имя Накара и проклятие Кушмарраху.
Случайность? Или подействовало проклятие? Или то рыдали боги? В момент, когда тело Чаровницы разбилось о камни, земля содрогнулась. Толчок был еле заметен. Но его оказалось достаточно.
Зияющая трещина появилась в сочащейся водой стене дома ничем не замечательной жительницы округа Шу. Посыпалась штукатурка. Поток воды хлынул наружу.
Стена рухнула. Волны одно за другим погребали под собой встречавшиеся на пути здания.
Через несколько минут вся запертая в лабиринте вода вырвалась на свободу.
Из порта – если бы нашлись там сторонние наблюдатели – зрелище было ужасающим. Водяная лавина с ревом неслась к заливу, увлекая за собой обломки домов, булыжники, трупы людей и животных…
Йосеха вытащили на крышу. На ним вылезли Мо'атабар и остальные дартары. Приготовили веревки. Люди Фа'тада ждали внизу.
Первой спустили геродианскую колдунью, чтобы она смогла сразу же заняться Арифом и ранеными. Анналайя успела уже усыпить мальчика. Аарон же успел понять, что, проснувшись, сыночек его и не вспомнит так близко нависшую над ним угрозу. Конечно, какие-то воспоминания о днях плена останутся – но самое худшее изгладится без следа. Зато он никогда не забудет, как отец пришел ему на помощь.
После Йосеха настал черед Аарона. Едва коснувшись мостовой, он увидел Лейлу, и Миш, и Стафу. Даже старушка Рахеб ждала его. Правда, Миш смотрела не только на них с Арифом. Поглядывала она украдкой и на Йосеха. Колдунья почти исцелила его раны, и теперь юноша страдал не столько от боли, сколько от жестокого смущения. Братья же до небес превозносили его подвиги.
Лейла прижимала к себе Аарона и Арифа и рыдала Так, как не рыдала со дня возвращения мужа из геродианского плена. Весь страх и напряжение нашли выход в нескончаемом потоке слез.
– А как быть с этим? – спросил Меджах Махдаха, пиная ногой тело похитителя детей.
– А что с ним? Он подох наконец?
– Истек кровью, надо полагать.
– Так пускай валяется. Завтра Фа'тад пришлет сюда отряд чистильщиков. Они этим и займутся. Я устал как собака. Об одном мечтаю – спуститься с проклятой башни и завалиться спать.
Меджах пожал плечами, потыкал в труп носком сапога.
– А он был крепким парнем. Для вейдин.
– Замечательная эпитафия, братишка. Слова истинного дартарина. Твоя очередь. Давай спускайся по-быстрому.
Люди, которым поручено было вывести из крепости пленных, вынести сокровища, а заодно и тела погибших, не обнаружили трупа на крыше башни. Исчезновение его признали весьма загадочным, но ни у кого не было охоты долго ломать голову над этой загадкой.