Башня преступления

Правительство Луи-Филиппа мягко покровительствовало – до определенной степени, разумеется, пока ситуация не угрожала безопасности государства – всем Людовикам XVII, поскольку основным противником Луи-Филиппа была легитимистская партия; но если хоть один раз допускалась мысль о существовании сына Людовика XVI, то сам принцип легитимного законодательства немедленно рассыпался в прах.

Таким образом Пистолет обнаружил заговор; бывший осведомитель полицейского инспектора уже готов был вычеркнуть Шато-Неф-Горэ из списка интересующих его домов, поскольку в замке, очевидно, не было того, что он искал.

Однако, выходя из парка, Клампен заметил в тенистой аллее старика с ласковой улыбкой, которому, казалось, давно перевалило за сто лет.

Этот старик опирался на руку необыкновенно красивой молодой женщины, в которой Пистолет узнал графиню Фаншетту Корона.

И молодой человек вынужден был изменить свои дальнейшие планы и сказать себе:

– Раз я вижу друзей моего друга Трехлапого, значит, это здесь. Придется мне сюда вернуться!

И мы видели, что Пистолет действительно вернулся, нанеся визит в дом Поля Лабра.

Конечно, этот визит увел Клампена далеко в сторону от той комедии, которая, по его предположениям, разыгрывалась в Шато-Неф-Горэ. Никаких отзвуков «заговора» не доходило до жилища Поля Лабра, но инстинкт детектива был у Пистолета настолько силен, что малейшая подозрительная деталь, попавшаяся парню на глаза, заставила бы его взять след.

И Клампен по прозвищу Пистолет, бывший сыщик и охотник на бездомных кошек, наткнулся на эту деталь.

Покинув сад Поля Лабра, Пистолет, шагавший по пустынной дороге вдоль полей, услышал, как плачет молодой парень, а какой-то человек утешает его, говоря:

– Ты глупец! На твоем месте я с легкостью заполучил бы кучу денег.

Молодой парень был Винсентом Горэ, хромым и с изувеченной к тому же рукой сыном Матюрин, которого хозяева прогнали из-за того, что он переколотил посуды на тридцать пять су.

Рядом с ним стоял парижанин – и Пистолет вспомнил, что видел этого типа за игрой в наперсток в кабачке «Срезанный колос».

Этого было более чем достаточно, чтобы насторожить Клампена.

Он улегся под забором, чтобы лучше слышать.

– Тебе нужно пойти к матери, – говорил парижанин. – У нее денег куры не клюют. И ты сразу же попросишь сто франков, правда?

– Сто франков! – повторил простак, испугавшись даже мысли о таком богатстве.

– Ну, двести, если хочешь… – пожал плечами человек из Парижа. – А я одолжу тебе свой нож – на тот случай, если старуха заартачится.

Хромец отпрянул от своего собеседника.

– Не хочу я иметь с вами дела! – воскликнул бедняга. – Если матушка не пожелает дать мне тридцати пяти су, то вон река… Не очень-то сладко живется мне на свете!

И Винсент ушел, унося в руках свои сабо.

Почти тотчас же, как раз тогда, когда Пистолет собирался подняться по крутой дороге к воротам Шато-Неф-Горэ, он услышал вопли, доносившиеся из деревушки де Нует.

Это голосили Кокотт и Пиклюс, выполнявшие поручение виконта Аннибала Джоджа.

– Пойдемте, друзья! – кричали они. – Пойдемте, добрые люди! Сын Матюрин Горэ хочет зарезать родную мать!

И любопытные крестьяне побежали к ферме старухи. Не мешкая, Пистолет возглавил группу крестьян, крича во все горло:

– Селяне! Кто любит меня – за мной! Нравственность – прежде всего!

Никто его не любил, но все последовали за ним, поскольку он шел в том же направлении, что и остальные.

С первой же секунды вид и поведение Клампена показались Пиклюсу и Кокотту весьма подозрительными; мошенники сразу узнали в смекалистом молодом человеке бесцеремонного парижанина.

Они тоже помчались на ферму и предупредили виконта Аннибала о происходящем. И как только закончился фарс с жалким ножичком, за который несчастный Винсент схватился, словно утопающий за соломинку, чтобы испугать и остановить разъяренную мегеру, бандиты, разумеется, расправились бы с Пистолетом, если бы тот не выкрутился благодаря собственной дерзости.

К счастью для Клампена, в армии, штурмовавшей сундуки Горэ, было несколько генералов, которые относились друг к другу далеко не лучшим образом. У каждого из этих доблестных военачальников были свои солдаты и не все «рядовые» были знакомы между собой.

Удачно было и то, что Меш радостно закивала, услышав имя Трехлапого, которое наш молодец так вовремя ввернул в разговор.

После потасовки Пистолет, как мы видели, вышел вслед за хромым, твердо решив сохранить этого драгоценного свидетеля.

Влюбленный Клампен подождал Меш в хлеву и шепнул ей:

– Ты бы удивилась, если бы через год у нас была собственная карета и повариха в нашей собственной кухне? Следи за всем, все мне рассказывай и удирай, как только завидишь жандармов.

Клампен подхватил Меш на руки, затем внезапно поставил ее на землю, перекувырнулся через голову и исчез, бросившись вслед за бедным Винсентом.

Он догнал хромоножку у поворота дороги и заявил, мгновенно войдя в новую роль:

– Парень, если ты вернешься к Матье, тебе крышка! Сын Матюрин Горэ недоверчиво покосился на парижанина.