Я тоже начал светиться. Сияние вокруг меня становилось ярче, как несколько месяцев назад в Индианаполисе, только теперь яркость нарастала постепенно и не так быстро. В ответ на это фасции сильнее завибрировали и раскалились. Нерон зарычал и схватился за рукоять топора.
К нашему общему удивлению, моя хватка оказалась крепче. Мы играли в перетягивание топора, наклоняя лезвие то в одну, то в другую сторону в попытках убить друг друга, но ни один из нас не мог победить. Свечение вокруг нас все разгоралось, словно мы замкнули контур обратной связи, выбеливая ковер у нас под ногами и черные мраморные колонны. Германцы прекратили бой и прикрыли глаза. Троги заверещали и отступили: темные очки-гогглы не могли защитить их от такого.
– Ты… их… не… получишь, Лестер! – прорычал Нерон сквозь стиснутые зубы и что есть силы потянул фасции на себя.
– Я Аполлон, – сказал я, потянув в другую сторону. – Бог солнца. И я… лишаю… тебя… божественности!
Фасции треснули пополам: рукоять разломилась, прутья и золотое лезвие разлетелись на осколки, как от взрыва бомбы. Меня окатило гигантской волной пламени, смешанной с яростью, страхом и неутолимой жаждой, тысячелетиями копившимися в Нероне, – это были безумные источники его силы. Я устоял, а Нерон отлетел назад и упал на ковер. Одежда на нем дымилась, кожа покрылась ожогами.
Мое сияние постепенно угасало. Я не был ранен… во всяком случае, не больше, чем раньше.
Фасции были уничтожены, но Нерон оставался живым и невредимым. Неужели все это было впустую?!
По крайней мере он перестал злорадствовать. Вместо этого он в отчаянии зарыдал:
– Что ты наделал?! Разве ты не понимаешь?!
Только в этот момент он начал распадаться на части. Его пальцы рассыпались в пыль. Тога превратилась в дым. Изо рта и носа потянулось сверкающее облачко, словно вместе с последними вздохами из него утекала жизненная сила. И хуже всего, что эта блестящая субстанция не исчезала просто так. Она струилась вниз, впитывалась в персидский ковер, просачивалась в трещины между плиткой на полу, как будто Нерона что-то затягивало – жадно и неумолимо – в глубину, часть за частью.
– Ты отдал ему победу! – проскулил он. – Ты…
Последние частички его человеческого облика рассыпались в пыль и утекли сквозь пол.
Все в зале уставились на меня. Германцы побросали оружие.
С Нероном наконец было покончено.
Мне хотелось почувствовать радость и облегчение, но я ощущал лишь ужасную усталость.
– Все закончилось? – спросила Лу.
Рейчел стояла рядом со мной, а ее голос как будто долетал издалека:
– Еще нет. Совсем нет.
Мое сознание заволакивал туман, но я знал, что она права. Теперь я понимал, где кроется истинная угроза. Мне нужно спешить. Нельзя терять время.
Но вместо этого я рухнул на руки Рейчел и потерял сознание.
Когда я очнулся, то понял, что парю совсем над другим тронным залом – над советом богов на горе Олимп. В центре располагался великий очаг Гестии, а вокруг него полукругом стояли троны. Моя семья – уж какая есть – смотрела на картинку, висящую в воздухе над языками пламени. Это был я, лежащий без сознания в объятиях Рейчел в башне Нерона.
Получается… Я смотрел, как они смотрят на меня, который смотрит на… Нет. Слишком сложно.
– Это переломный момент, – сказала Афина. Она, как обычно, была в доспехах и огромном шлеме, который, я уверен, позаимствовала у Марсианина Марвина из мультфильмов «Луни Тюнз». – Он на грани поражения.
– Пфф. – Арес откинулся на спинку и скрестил руки на груди. – Лучше бы ему справиться. Я поставил на это двадцать золотых драхм.
– Какой ты черствый, – упрекнул его Гермес. – К тому же поставил ты
– Хватит! – прогрохотал Зевс. На нем был мрачный черный костюм-тройка, словно он собрался на мои похороны. Густая черная борода была расчесана и смазана маслом. В глазах неярко сверкали молнии. Казалось, он чуть ли не волнуется за меня.
Но нельзя забывать, что актером он был не хуже Нерона.
– Нужно дождаться финальной битвы, – объявил он. – Худшее еще впереди.
– Разве он недостаточно проявил себя? – возмутилась Артемида. При виде сестры у меня защемило сердце. – За последние несколько месяцев он настрадался так, как
Зевс сердито посмотрел на нее:
– Ты не понимаешь, какие силы вступили в игру, дочь моя. Аполлон должен пройти последнее испытание – ради всех нас.
Гефест, сидящий в механическом кресле, подался вперед и поправил фиксаторы на ногах.
– А если он не справится, что тогда? Будет одиннадцать олимпийцев? Ужасно несбалансированное количество.
– Может, это не так уж и страшно, – предположила Афродита.
– Замолкни! – рявкнула Артемида.
Афродита взмахнула ресницами, изображая саму невинность:
– А что? Я просто хотела сказать, что во многих пантеонах богов намного меньше двенадцати. Ну или мы можем выбрать двенадцатым кого-нибудь другого.
– Бог климатических катастроф! – предложил Арес. – Это будет нечто. Мы с ним сработаемся!