Башня Ласточки

Вокруг гудел и полыхал огненный ад. Бесились, ржали и рвались лошади. Бандиты и нильфгаардцы орали. Горняки впали в панику – одни убегали, другие пытались гасить пылающие домишки.

Геральт уже успел поднять упущенный Медведем сигилль. Коротко срезал высокую женщину в кольчуге, замахнувшуюся на Ангулему шестопером. Черному нильфгаардцу, налетевшему со шпонтоном[15], рассек бедро. Следующему, который просто оказался на пути, пробил горло.

Тут же рядом безумствующий, обожженный, мчащийся напролом конь повалил и истоптал еще одного ребенка.

– Лови коня! Лови коня! – Рядом с ним оказался Кагыр, расчищая проход размашистыми ударами меча. Геральт не слушал, не смотрел. Зарубил следующего нильфгаардца. Поискал глазами Ширру.

Ангулема на коленях с расстояния в три шага выстрелила из поднятого с земли арбалета, вбивая болт в гениталии идущего на нее бандита из команды охраны горных выработок. Потом вскочила и схватила за уздечку бегущего мимо коня.

– Лови какого-нибудь! – крикнул Кагыр. – И – прочь отсюда!

Ведьмак ударом сверху располовинил от грудины до бедра очередного нильфгаардца. Резко мотнул головой, чтобы стряхнуть кровь с бровей и ресниц.

– Ширру! Где ты, паскуда вонючая?!

Удар. Крик. Теплые капли на лице.

– Смилостивься! – взвыл ползающий в грязи парень в черной форме.

Ведьмак заколебался.

– Опамятуйся! – рявкнул Кагыр, хватая его за плечо и крепко тряхнув. – Опамятуйся! Приди в себя! Ты впадаешь в бешенство!

Галопом возвращалась Ангулема, держа в поводу другого коня. За ней гнались двое конных. Один упал, получив стрелу бойца за Вольные Стоки. Другого смел с коня меч Кагыра.

Геральт вскочил в седло. И тут в свете пожара увидел Ширру, созывавшего к себе паникующих нильфгаардцев. Рядом с полуэльфом скрипел и выкрикивал ругательства Соловей, похожий с раскровавленной мордой на настоящего тролля-людоеда.

Геральт взревел, развернул коня, закрутил мечом. Оказавшийся рядом Кагыр покачнулся в седле, кровь из лба моментально залила ему глаза и лицо.

– Геральт! Помоги!

Ширру собрал наконец вокруг себя группу, орал, приказывал стрелять из арбалетов. Геральт ударил коня плашмя по крупу, готовый к самоубийственной атаке. Ширру должен был умереть. Остальное не имело значения. Не имела значения Ангулема. Не имел значения Кагыр.

– Геральт! – взвизгнула Ангулема. – Помоги Кагыру!

Он опомнился. И устыдился.

Поддержал Кагыра, подпер плечом. Кагыр вытер глаза рукавом, но кровь тут же снова залила их.

– Ерунда, царапина… – Голос у него дрожал. – На коней, ведьмак… Галопом за Ангулемой. Галопом!

От подножия горы разрастался крик, оттуда мчалась вооруженная кирками, кайлами, топорами толпа. Это на помощь друзьям и кумовьям из рудника «Риальто» спешили горняки из соседней шахты – из «Счастливой дыры» либо «Общего дела». Или из какой-то другой. Кто мог это знать?

Геральт ударил коня пятками. Они пошли галопом, сумасшедшим ventre a terre[16].

Гнали не оглядываясь, прижавшись к конским шеям. Самый лучший конь достался Ангулеме, маленький, но прыткий бандитский бахмач. Конь Геральта, гнедой в нильфгаардской сбруе, уже начинал храпеть и посвистывать, ему трудно было держать голову. Конь Кагыра, тоже армейский, был сильнее и выносливее, да что толку, если наездник еле удерживался в седле, машинально стискивая бедра и с трудом сдерживая хлещущую на гриву и шею лошади кровь.

Но они гнали дальше. Вырвавшаяся вперед Ангулема ждала их на повороте, в том месте, откуда дорога шла вниз, извиваясь среди скал.

– Погоня… – выдохнула она, размазывая грязь по лицу. – За нами будут гнаться, не простят… Горняки видели, куда мы бежим. Нельзя оставаться на тракте… Надо заскочить в леса, на бездорожья… Потерять их.

– Нет, – возразил ведьмак, с беспокойством слушая вырывающиеся из груди коня звуки. – Надо по тракту… Самой кратчайшей и прямой дорогой в Сансретур…

– Почему?

– Сейчас не до болтовни… Вперед! Выжмите из лошадей все, что можно.

Пошли в карьер. Гнедой ведьмака храпел.

Гнедой не годился для дальнейшей езды. Он едва шел на одеревеневших словно колья ногах, сильно ходил боками, воздух вырывался из него с хрипом. Наконец он повалился на бок, дернул задними ногами. В его помутневших глазах застыл укор.

Конь Кагыра был в несколько лучшем состоянии: сам же Кагыр явно в худшем. С седла он просто свалился, сумел встать на четвереньки, его начало рвать, хоть и нечем было.

Когда Геральт и Ангулема попытались дотронуться до его окровавленной головы, он закричал.

– Чертовская мать, – сказала девушка. – Ну, фризурку ему устроили.

Кожа надо лбом и висками молодого нильфгаардца вместе с волосами на значительной площади отделилась от кости черепа. Если б не то, что кровь уже образовала клейкую массу, срубленный лоскут, вероятно, сполз бы на ухо. Вид был чудовищный.

– Как это случилось?

– Бросили мне прямо в лоб топорик. И как бы смеха ради это был не Черный и не из соловьиной банды, а кто-то из горняков.