В свете шара видны были оба лица, и Маррон с незнакомцем какое-то время молча и оценивающе разглядывали друг друга. Маррон увидел, что его собеседник был стар, сухопар, измучен, небрит и заморён голодом. Что увидел мужчина — так и осталось загадкой, потому что он не произнёс ни слова.
Наконец мужчина заговорил, вернее, зашептал распухшими разбитыми губами:
— Что ж, ты не мальчик, ты не из тех, кому иногда позволяют мыть и поить меня. И ты не тот подросток, что передал мне вчера камень-айяр. Но ты не пожелал одеваться так, как одеваются монахи. — Он ухитрился вложить в голос насмешку, показав, что он понимает, что Маррон оделся так не по собственной воле. — Возможно, ты и прав, возможно, мне не следует бояться тебя. Я постараюсь. Да и потом, не похож ты на человека, который побежит доносить хозяевам о моём запрещённом свете. А может, я не прав? Может, мне следует сжечь тебя на месте? Кто ты, мальчик?
Свет вспыхнул так ярко, что смотреть на него было невозможно; Маррон отпрыгнул и увидел, как по полу скользнула тёмная тень — очевидно, шар последовал за ним. Что ж, теперь владельцу шара удалось перепугать юношу.
Маррон выпрямился, вновь повернулся к мужчине и произнёс:
— Меня зовут Маррон. Я… я здешний монах, — хотя оставаться в этом звании ему предстояло всего несколько часов, — и я не верю, что ваш свет может повредить мне. — В самом деле, имей этот человек такую мощную магию, разве попал бы он в камеру, разве лежал бы здесь, замученный и голодный?
Мужчина хрипло засмеялся, и шар померк, вновь засветившись неярким уютным светом.
— Думаешь, не может? Что ж, наверное, ты снова прав, фра Маррон. Наверное, это только игрушка, хотя она и может принести мне проклятие; впрочем, я, кажется, и так уже проклят.
Маррон понимал, что ему грозит то же самое, узнай кто-нибудь о его поступке. Вряд ли сьер Антон будет милосерднее прецептора, узнав, что его оруженосец закрыл глаза на дьявольскую магию.
Так Маррон и поступил, умышленно шагнув под светящийся шар. Мустар дал этому человеку камень, который он называл айяром, и в этом был знак. «Друг моего друга», — подумал Маррон, стараясь понять, что происходит.
Встав на колени у грязной койки, он спросил:
— Мессир, могу я вам чем-нибудь помочь?
Мужчина изогнул рот в подобии улыбки.
— Ты странный монах, фра Маррон, и не только из-за своей одежды. Вряд ли ты подослан инквизиторами, для них это слишком утончённый приём. Можешь дать мне напиться.
— Простите, мессир?
— Вода там. — Он кивнул на кувшин и кубок, стоявшие на расстоянии чуть больше вытянутой руки от койки. Мужчина поднял руку и показал, что она прикована к стене и позвякивающая цепь не даёт ему самому дотянуться до питья.
— Это самая утончённая из пыток, на которые они способны, — не дать мне дотянуться до воды всего на палец.
Должно быть, мозг у него пересох не меньше, чем горло, а слова причиняли боль, но человек все равно говорил. За последние несколько дней ему, наверное, частенько приходилось кричать, но говорить — редко. Маррон налил в кубок воды и протянул этому человеку — однако, посмотрев на его израненные руки, сам поднёс кубок ко рту узника, немного наклонил его и увидел, как быстро и жадно человек начал глотать воду. Когда кубок опустел, Маррон снова наполнил его и ещё раз напоил узника, а потом подолом рубахи вытер капли, пролитые на подбородок и на измождённую грудь.
Бережно стирая увлажнённой тканью с лица человека пятна крови и пота, он спросил:
— Как вас зовут, мессир?
— Э-э нет, никаких вопросов, фра Маррон. Вдруг ты всё-таки шпион? — Голос стал сильнее, но не потерял ни капли яда.
— Нет, мессир, я не шпион. Меня приговорили к изгнанию из Ордена.
— А, вот как? Впрочем, всё равно, не, задавай больше вопросов. Можешь звать меня Йонсоном. Слушай, если я правильно понял, тебе здесь быть не полагается.
— Нет, мессир, я искал другого человека… — И не нашёл ни его, ни его товарищей, и старался сдержать волнение, боялся увидеть Мустара и мальчиков-шарайцев мёртвыми в яме. Но, быть может, они спустились по верёвкам и бежали из замка?
А может, и нет. Тогда Маррон спросил — нет, не из любопытства и желания все знать, а лить для того, чтобы отвлечься от тягостных мыслей и заодно развеять подозрения этого человека, Йонсона:
— Мессир, что у вас с руками?
Йонсон поднял руки, равнодушно посмотрел на них, словно стараясь в точности понять, как вывернуты кисти и пальцы.
— Видишь лиг фра Маррон, умные люди строят себе умные машины. Но эти люди не разбираются в тех, с кем работают. Они думают, будто боль, если она длится достаточно долго, может превозмочь всё что угодно. Они не правы, я им так и сказал, но они мне не поверили, сам видишь.