Меньше всего на свете Маррону хотелось подходить ближе к ожившей твари, которая натянула цепи, пытаясь подобраться к людям. Однако Радель не сводил с юноши глаз, а в голове у себя Маррон все ещё слышал эхо смешка Красного Графа. Он заставил непослушные ноги сделать шаг и пошёл вперёд, чувствуя, как на спине выступает холодный пот.
Он подходил всё ближе и шёл все медленнее, пока наконец не оказался почти вплотную к кукле. Не будь она прикована цепями, то вполне могла бы дотянуться до юноши. Этого не произошло, однако Редмонд вытянул руку и коснулся руки куклы в том месте, где полагалось находиться локтю; потом он отвёл руку, плюнул на пальцы и снова коснулся куклы.
— Ну… — тихо произнёс Радель.
Кукла стала меняться — или им это показалось? Маррон все ещё видел деревяшки и щипцы, однако заметил, что вокруг них возникло некое сияние, прозрачная стекловидная плоть. На мягком засаленном теле проступили ребра и появилось подобие кожи, хотя юноша все ещё видел тряпьё, из которого сделал туловище. Тряпьё и иллюзия. Даже на голове, тяжеленном шаре на шаткой опоре, чудом не упавшем с неё, проступили черты лица и какой-то намёк на волосы и бороду. Да, это могло быть лицо Редмонда… если это вообще было лицо…
Но нет, оно не стало отчётливее; магия была непрочна и бесполезна, она не провела бы даже слепца в темноте. Маррон открыл рот, чтобы как можно вежливее сказать это, но Радель опередил его.
— Ты видишь то, что ожидаешь увидеть, Маррон. Ты сам сделал эту куклу и знаешь, что она собой представляет. Ты видишь намёк на чары, но только намёк, ибо твой разум знает, что лежит под магией. Человек видит то, что ожидает увидеть. Стражники и инквизиторы ожидают увидеть Редмонда — и они будут его видеть, по крайней мере какое-то время. Даже когда возьмутся за инструменты, они увидят и услышат то, что ожидают, потому что не верят ни во что другое. Они знают, что Редмонд у них, они знают, что пытают и мучают человека — и они увидят человека.
Так, теперь вот что. Мы появились в кухне вдвоём. Я не думаю, что кто-нибудь следил за нами, но выходить троим сразу просто опасно. Ты иди первым, Маррон, только отдай мне сначала запасную рясу. Ступай в пустую кладовую, оставь там свою рясу и возвращайся к своим обязанностям. Спасибо тебе.
— Хорошо, мессир. А что… что будет потом?
— С тобой? Ничего. Ты всего лишь оруженосец рыцаря, не более того. Ничего не говори, постарайся забыть увиденное. Можешь помолиться за нас, если захочешь. Потом до тебя дойдут слухи о том, что кого-то из нас в замке не досчитались. Начнётся кутерьма, на дорогу в Элесси вышлют отряды, но я не думаю, что нас найдут, если мы сумеем уйти.
— Граф Редмонд не уйдёт далеко, сьер, его ноги… — Даже имей они два дня выигрыша, всадникам понадобится не более часа, чтобы отыскать их, подумал Маррон.
— Да, ему будет тяжело, но если мы не сможем бежать, мы сумеем спрятаться. Жители Сурайона хорошо умеют укрываться от врага, Маррон. Мы ведь спрятали целую страну.
Маррону совсем не хотелось уходить. У него было такое чувство, словно он слушает захватывающую историю, но вынужден прерваться на середине. Однако Радель был прав: не следовало оставаться рядом с беглецами. Пусть они уйдут, пусть скроются, тогда он попытается забыть, что когда-то помог им. Иначе ему придётся вернуться в эту камеру и предстать перед инквизиторами в наготе и страхе. Он подумал, что в этом случае будет не просто кричать — нет, он не выдержит боли, если на нём испытают какой-нибудь из этих страшных инструментов, и выдаст всех троих.
Идя через кухню, Маррон опустил голову и задержал дыхание, однако никто из монахов не проявил никакого интереса. Насколько понял Маррон, никто не заметил и того, как монах, вошедший в пустую кладовую, вышел оттуда оруженосцем. Не привлекая ничьего внимания, юноша вернулся в комнату сьера Антона. Он был встречен взрывом праведного гнева.
— Чёрт тебя побери, Маррон, где ты шлялся?
— Сьер, вы же послали меня в лазарет, — честно ответил Маррон.
— Это было несколько часов назад!
— Да, сьер, но там очень много братьев, которые ранены сильнее меня… — Это тоже была правда, но такая же обманчивая. Не давая рыцарю задать вопроса, на который нельзя было бы ответить уклончиво, Маррон спросил сам:
— Вы что-то ищете, сьер?
Сундук стоял нараспашку и был наполовину пуст, а на полу и на постели валялись груды одежды.
— Тебя! Собери мне вещи в дорогу, Маррон; и себе тоже.
— Сьер?
— Мадемуазель Джулианна сегодня отправляется в Элесси…
— Да, сьер.
— Ты это знаешь?
— Я слышал сплетни, сьер. От оруженосцев…
— А я думал, что ты был в лазарете. Ладно, не важно. В этой крепости слово движется быстрее ветра. А ты не слышал, кто будет сопровождать её?
— Её люди, сьер, — повторил Маррон слова Раделя, лихорадочно раздумывая над ответом. — И ещё отряд братьев и, кажется, рыцари?..