Башня из пепла

Чувственные ночи с Лорел и неловкий секс юности остались в прошлом; Трейджер брал своих партнерш из мясных фабрик быстро, почти жестоко и занимался с ними сексом с дикой животной энергией, которая вела к неизбежному идеальному оргазму. Иногда, вспоминая театр, он заставлял труп сыграть короткую эротическую пьеску для создания подходящего настроения.

А потом наступала ночь. Агония.

Трейджер вновь бродил по коридорам, низким темным коридорам дрессировщиков Скрэкки, но теперь коридоры превратились в лабиринт, где он давно заблудился. Воздух был наполнен стремительно сгущавшимся гниющим туманом. Скоро наступит слепота.

Он ходил и ходил бесконечными кругами, двери темнели мрачными прямоугольниками, навсегда запертыми для него; мимо большинства из них он проходил, даже не замедляя шага. Один или два раза Трейджер останавливался перед дверью, из-за которой сочился свет, и прислушивался. Изнутри доносились какие-то звуки, и он начинал отчаянно стучать. Но никто ему не отвечал.

Он двигался дальше сквозь туман, становившийся все более темным и густым, пока усталые ноги не начинали кровоточить, а лицо не заливали слезы. И тогда в конце длинного, длинного прямого коридора Трейджер видел распахнутую дверь. Из нее лилея яркий, обжигавший глаза свет, раздавалась веселая радостная музыка, слышался смех. Трейджер переходил на бег, хотя его ноги были разбиты в кровь, а легкие горели от тяжелого тумана, которым ему приходилось дышать. Он бежал до тех пор, пока не влетал в комнату с распахнутой дверью.

И комната неизменно оказывалась пустой.

Однажды, в тот короткий период, когда они с Лорел жили вместе, им довелось заниматься любовью под открытым небом. Потом, когда все закончилось, девушка прижалась к нему, и он нежно гладил ее плечи.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О нас, — ответила Лорел и вздрогнула. Ветер был холодным. — Иногда мне становится страшно, Грэг. А вдруг с нами что-нибудь случится, и наша любовь погибнет. Я не хочу, чтобы ты меня покинул.

— Не бойся, — сказал он ей. — Я останусь с тобой.

Теперь каждую ночь, перед тем как заснуть, он мучил себя ее словами. Хорошие воспоминания оставили ему пепел и слезы; плохие наполняли невыразимой яростью.

Трейджер спал с призраком — сверхъестественно прекрасным. И каждое утро просыпался с мертвой мечтой.

Он ненавидел их. И себя — за эту ненависть.

3. СОН ДУВАЛЛЕРА

Ее имя не имело значения, внешность тоже ничего не значила. Важно лишь то, что она была, что Трейджер попытался еще раз, что он заставил себя поверить и что не сдался. Он пытался.

Но чего-то не хватало. Магии?

Слова были теми же самыми. Сколько раз ты можешь их говорить, размышлял Трейджер, повторять их и верить, как в тот, первый раз? Однажды? Дважды? Быть может, трижды? Или сотню раз? А люди, повторяющие их сто раз, становятся ли они более умелыми в любви? Или лишь обманывают себя? Или они давно позабыли о мечте и используют слова совсем в другом смысле?

Он произносил слова, обнимал ее и целовал. Он произносил слова, абсолютно убежденный в том, что они мертвы. Он произносил слова и пытался, но за словами скрывалась пустота.

Она отвечала ему, и Трейджер понимал, что и это ничего для него не значит.

Снова и снова они повторяли то, что каждый из них хотел услышать, и оба понимали, что лгут. Они очень старались. Но когда он протянул руку, как актер, затвердивший свою роль, обреченный играть ее снова и снова, и коснулся ее щеки — кожа оказалась чудесно мягкой, гладкой и влажной от слез.

IV Эхо

— Я не хочу делать тебе больно, — сказал Донелли, виновато глядя в сторону, и Трейджеру стало стыдно, что он огорчает друга.

Он коснулся ее щеки, и она отвернулась от него.

— Я никогда не хотела сделать тебе больно, — сказала Джози, и Трейджера охватила печаль.

Она дала ему так много, а он заставил ее чувствовать себя виноватой. Да, ему больно, но сильный мужчина никогда не покажет свою боль. Трейджер коснулся ее щеки, и она поцеловала его ладонь.

— Я сожалею, но больше не люблю тебя, — сказала Лорел.

Что он такого сделал, в чем его вина, как умудрился все испортить? Он коснулся ее щеки, и она заплакала.

«Сколько раз ты можешь их произносить, — эхом звучал его голос, — повторять их и верить, как в тот, первый раз?»

Ветер был темным, пыль тяжелой, небо болезненно пульсировало мерцающим алым пламенем. А в карьере, в темноте, стояла юная девушка в защитных очках и маске с фильтрами, с короткими каштановыми волосами и готовыми ответами.

«Машина раз за разом ломается, а ее продолжают отправлять в карьер, — сказала она. — После такого количества неполадок нельзя рассчитывать, что она будет нормально работать».

Труп был огромным и черным, его могучий торс бугрился от мускулов — результат долгих месяцев тренировок. Трейджеру еще не доводилось видеть таких громадных существ. Он медленно надвигался, шагая по опилкам, наклонившись вперед со сверкающим мечом в руке.

Трейджер наблюдал за боем, сидя в кресле, находившемся на верхнем ярусе арены. Другой дрессировщик старался действовать с максимальной осторожностью.