Башня гоблинов

– Знаешь, доктор, я раньше не задумывался, каково быть палачом, а они ведь нужны, эти люди, как сборщики податей или живодеры – их тоже все ненавидят.

Да, палач я и ужас вселяю в сердца,
Я увечу, рублю и казню без конца.
Но при виде меня вы не прячьте лица,
Человек я в душе неплохой!
Вот орудья мои: дыба, шнур и топор;
Не останется цел ни разбойник, ни вор;
Должен быть я проворен, иначе – позор.
Кто оценит мой труд непростой?
Ребятишек люблю, и ласкаю жену,
И налоги плачу я исправно в казну.
Нет добрее меня, хоть объедь всю страну.
Отчего ж среди вас я изгой?[4]

На следующее утро после отплытия из Виндии небо и берег заволокли тучи. Капитан Штрассо, так и сяк поворачивая солнечный кристалл в надежде поймать отсвет, который укажет местонахождение солнца, брюзжал, обращаясь к Джориану:

– Ежели погода испортится, мы не сможем вернуться домой и застрянем на зиму в Янарете. Ну и зададут же мне трепку «Сыны Беннивера»! Одна с ними морока, с судовладельцами этими. Рискнешь – будут орать, что собственность их бесценную не бережешь; не рискнешь – все уши прожужжат, что, мол, попусту упускаешь время и лишаешь их законной прибыли.

– Остров по курсу! – закричал впередсмотрящий.

Капитан Штрассо приободрился:

– После того как всю ночь качало да задувало, неплохо побродить по суше, а, мастер Мальто? Чуть правее… – бросил он рулевому. – Так держать. – Затем снова повернулся к Джориану: – Настоящей-то гавани нет, зато две якорные стоянки, одна с южной стороны, другая с северной. В это время года корабль лучше с юга подвести.

Уже миновал полдень, когда «Таларис» бросил якорь в маленькой бухте на южной оконечности Реннума Кезимара. Спустили шлюпку, чтобы перевезти на берег рабынь. Первыми отправились два гребца, Джориан, Карадур и две девушки. Едва они выбрались на шаткие мостки и шлюпка погребла назад к кораблю, на другой стороне мостков показалась группа мужчин. Все они были смуглы, увенчаны тюрбанами и с головы до пят обмотаны длинными полотнищами шерстяной и хлопчатой материи, искусно задрапированной и собранной в складки; ветер трепал свободные концы покрывал.

Мужчина, шедший впереди остальных, был ростом с Джориана, но гораздо массивнее – гора мускулов, которые теперь, с возрастом, сделались немного дряблыми и обвислыми; под складками его одежды колыхался огромный живот. Из-под тюрбана торчали отросшие седые космы, а длинная седая борода, когда ее не трепал бриз, закрывала всю грудь.

– Сударь, ты и есть староста Хуравэла? – спросил Джориан по-мальвански.

– Угу, – скорее промычал, чем ответил, староста.

– Мальто из Кортолии, суперкарго корабельной компании «Сыны Беннивера». Мне поручена доставка двенадцати рабынь, коих ты заказал торговцу Белиусу из Виндии.

В ответ раздалось уже знакомое мычание.

– Вторая партия высаживается. Еще одна ходка, и порядок.

Мычание.

– Мой друг – досточтимый доктор Карадур.

Мычание.

«И то сказать, – подумал Джориан, – легкая попалась работенка». Ничего не оставалось, кроме как мерзнуть на ветру, пытаясь завязать разговор. Но скудный набор мальванских слов и упорное нежелание гиганта поддерживать беседу делали затею почти безнадежной. Остальные палачи – такие же, как Хуравэла, высокие дородные мужчины в летах – молча стояли вокруг, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Джориан с трудом оторвался от созерцания песчаного берега с островками осоки, колыхавшейся на ветру, и принялся разглядывать возвышенность в центральной части острова. На Реннуме Кезимаре не было деревьев; здесь росла лишь высокая трава, высохшая и пожухлая в это время года, да темнели купы падубов и стелющегося остролиста. Капустные грядки вокруг замка – на вершине островка – были единственным ярким пятном в окружающем ландшафте, безрадостном, сером, будто вылинявшем. Серый замок светлел на фоне свинцово-серого пасмурного неба.

Наконец шлюпка в третий раз причалила к берегу.

Последние рабыни высадились на мостки.

– Все здесь, – сказал Джориан.

Староста Хуравэла мотнул головой:

– Пошли.

По крутому откосу они вскарабкались к замку. Несколько бывших заплечных дел мастеров копошились на капустных грядках. Вокруг замка тянулся пересохший ров, наполовину заваленный мусором; через него был перекинут подъемный мост.