— Я же говорил, типовуха. Одним больше, одним меньше… Сейчас там нагромождение камней… даже не нагромождение, а перемешанная и перепаханная земля. Ни одного камешка крупнее ногтя. От их бронежилетов отыщут только чешуйки! Но все равно, хоть это и тайная операция, но за ними явятся другие… а затем заинтересуется и местная полиция, что это, мол, за странные морские маневры, о которых их не предупредили.
Она прямо посмотрела ему в глаза:
— Олег, ты очень многое недоговариваешь. Возможно, подошел наш смертный час. Почему бы тебе не рассказать мне все?
Зеленые глаза замерцали, в глубине блеснули странные искорки. Она молчала, смотрела ему прямо в лицо. Даже красиво очерченные губы поджала, взгляд не отводила.
— Понятно, — сказал Олег. — Там хоть шортики перемерила, а здесь заняться нечем?
— Нет, — отрезала она сердито. — И шортики не успела!.. Это же какое надо иметь нахальство… Олег, кто бы ты ни был, теперь я полностью на твоей стороне. Я никогда не прощу людей, которые мешают женщинам примерять красивые вещи! Расскажи все. Я слушала эти странные намеки про Совет Тайных, но ни разу ты не сказал про ЦРУ, НКВД, Сюрте…
Голос ее дрогнул. Олег видел, сколько сил она тратит, чтобы не завизжать.
— Если начну рассказывать все, — сказал он рассудительно, — то состаришься… э-э… несмотря на твои шестнадцать лет… Ты меня уже успела охамить занудой, а сколько раз так меня несправедливо обзывали мои друзья и знакомые! Давай-ка я сокращу свой рассказ до разумных пределов…
Она видела, с какой грацией бегемота он сделал комплимент в адрес ее молодости, но пока это его единственный недостаток. Впрочем, для феминистки неумение мужчины говорить женщинам оскорбительные комплименты, а они все оскорбительны, вовсе не порок.
— Из-за чего все эти убийства? — спросила она. — Из-за чего война?
Она не надеялась, что он ответит, все тайные службы потому и тайные, что у них даже левая рука не знает, что, делает правая, они друг за другом охотятся и убивают, судя по фильмам, не подозревая, кто есть кто, и уж ей, посторонней, конечно же не скажет…
— О, — сказал он с усмешкой, — это очень серьезно. Ты, в самом деле, хочешь это знать?
— Хочу, — ответила она.
И похолодела. Кто много знает, того убивают. Не подписала ли она себе смертный приговор? Лучше остановить его, пока не поздно…
— Понимаешь, — сказал он небрежным голосом, слов-о рассказывал о способах кормления рыбок в аквариуме, — в мире борются две силы…
— Света и Тьмы? — спросила она саркастически. — Извини, не удержалась.
— Света и Света, если хочешь такое определение, — ответил он невозмутимо. — Но… с разной длиной волн. Тебе рассказать о волновой теории света? На земле существует Совет Тайных, который определяет развитие человечества. Подталкивает, корректирует, иногда притормаживает, заранее старается погасить серьезные конфликты… или же — разжечь, если это необходимо для выздоровления человечества…
Из ее груди вырвался облегченный вздох. Нет, за это убивать не станут. Она сама не пикнет, кто в ее годы рвется в психушку?
— Я не думала, — сказала она язвительно, — что геополитики гоняются друг за другом с пистолетами! Скоро и астрономы начнут убивать друг друга?.. И математики?..
— Начнут, начнут, — успокоил он. — Ты же видишь, все начали.
— Но в чем же… в чем твои расхождения с остальными Тайными… геополитиками?
— Это трудно объяснить… — проговорил он серьезно, без всякой сумасшедшести. — Понимаешь, мы снова строим Вавилонскую башню. Ну, в современном понимании. То есть стремимся возвыситься настолько, что… да-да, добраться до самых что ни есть вершин, до самого бога. Но я единственный… если не считать временами сочувствующих, временами поддерживающих и временами примыкающих… я единственный — националист.
Она отшатнулась:
— Это же ужасно!
Он поморщился:
— Я ж говорил, трудно объяснить… а мои термины лишь косвенно совпадают с принятыми среди… гм… людей. Национализм — это повышенное требование к своей нации. Своему народу. Ревнивое соблюдение, чтобы и он внес свою долю… или лепту, или пай в общую копилку. Ну, куда складываются все достижения человечества. Это, как я понимаю, традиционный национализм.
— А твой?
Он вздохнул:
— Не знаю, как бы это объяснить на пальцах. Представь марафонскую дистанцию, на которую вышли бегуны. А на финише — главный приз. Ну, к примеру, бочка с живой водой. Кто бы ни достиг ее первым, но воды хватит на всех. Не только каждый из бегунов станет бессмертным, молодым и красивым, но и каждый живущий на Земле. Все человечество! Надо лишь, чтобы хоть кто-то уложился в три часа от старта до финиша. Это не много, ведь рекорд, скажем, равняется двум часам. А тут целый час в запасе! Улавливаешь?
— Еще нет, — призналась она честно. — Что за странное соревнование, когда приз получат все равно все! Да еще и зрители на трибунах?