Башня - два

Она похолодела. Его голос стал деловым, она словно воочию увидела сотни ядерных грибов, что растут над цветущими долинами США, над ее сказочно красивыми городами.

— Почему, — прошептали ее холодеющие в ужасе губы, — почему?

— Если на пальцах, то… не сдерживаемая идеологией, запретами людская масса по ту сторону океана легче других поддалась… реверсу.

— Ни фига себе на пальцах! Какому реверсу?

— Лапушка, — сказал он, извиняясь, — мне трудно это объяснить… Представь себе, идет ломка. Как после запоя… или когда наркотики уже слабеют…

— После запоя тоже так?

— Да это одно и то же. Любой организм страшится разумности… И человеческий — тоже. Потому так инстинктивно тянется ко всему, что способно заглушить хоть на время: алкоголь, наркотики. А в каких это масштабах — достаточно посмотреть сколько выпивается и выкуривается!.. Животные счастливы, ибо не знают той бездны страхов и неуверенности, что открывается перед мыслящим существом. Даже если это мыслящее — полуграмотный грузчик. У него свои сложности, свои страхи, которые исчезают, когда прикладывается к бутылке.

— Когда-то подсчитали, — сообщила она, — что человек в среднем мыслит четыре минуты в сутки. А остальное время пользуется бездумно готовыми алгоритмами. Ну, как иной раз едешь в транспорте не в ту сторону, потому что садишься привычно, бездумно, а сегодня надо было как раз в другую сторону. Так же пользуется готовыми шаблонами приветствий, улыбок, разговоров о погоде и здоровье…

— Это облегчает жизнь, — согласился он, — когда знаешь заранее, что тебе ответят, и что ты ответишь… Это даже не шахматная партия, где наперед известны только первые ходы! Это дуэт на два голоса, когда всю песню знаешь до конца. Но в глубине этого лежит все то же стремление нашего организма обходиться без привлечения разума. Мол, вполне достаточно и того, что в подкорке!.. А то и в спинном мозге. Так что это хоть и не болезнь, но такая опасная леность ума и воли, что допустить распространение на весь мир — это погубить род людской. А я людей люблю, если честно. И за то, чтобы выжил весь организм, я готов язвочку прижечь каленым железом… Вон как Господь Бог прижег две язвочки по имени Содом и Гоморра, дабы зараза не расползлась по всему роду людскому!

Она сказала победно, вспомнив где-то прочитанную фразу:

— Любить человечество легко! Труднее любить отдельных людей!

— Ни фига, — возразил он. — Как раз отдельных проще. А человечество… Я бы его за тупость и лень… Эх! Но другого нет, увы. Приходится работать с этим.

Елена прерывисто вздохнула. Мрак насторожился:

— Что-то случилось?

— Да нет, — ответила она слабеньким голосом. И вздохнула. — Просто подумала…

Мрак погладил ее детское колено:

— О чем? Ты ни о чем не тревожься!.. И… давай чеши, чеши.

— Да я не о себе… Где мой Лохмач?.. Куда он делся, бедный? Он только с виду страшный, а так очень добрый и ласковый. Я его очень любила.

Она прерывисто вздохнула. Большие глаза стали печальными, заблестели влагой. Мрак в полном бессилии оглядывался по сторонам.

Олег сказал сердито:

— Мрак, что за трусость? Да скажи все. Или покажи.

Женщины насторожились, смотрели то на Олега, то на Мрака. Мрак нахмурился:

— А ты сказал?

— У меня не было необходимости, — отпарировал Олег.

— Да? Так вот и у меня… по крайней мере, острой, пока нет.

Олег покачал головой:

— Ты зря трясешься! На самом деле этот мир все еще тот… древний. Это в прошлом веке прошла волна увлечения наукой, а сейчас снова везде гадалки, колдуны, экстрасенсы, шаманы… вся эта шушера, всех бы связал в одну кучу

— да в самое глубокое место в море! Скажи, никто даже не удивится.

Мрак сказал язвительно:

— Да уж…

Юлия спросила настороженно:

— Мужчины, что у вас за тайны?

— Мрак засмущался, — ответил Олег. — Страшится Елену напугать. Дурень! Да ты ей таким еще больше понравишься.

Елена переводила непонимающий взгляд с одного на другого, наконец, сказала решительно:

— Я не знаю, о чем вы говорите, но Мрак может мне сказать все… Это что-то очень неприятное? Сейчас сюда вломится его жена?

Мрак зарычал, но все ясно услышали в его рычании стон.

Олег сказал Мраку злорадно:

— Вот видишь?

Елена спросила Олега:

— Я что-то не то сказала?

— То, — заверил Олег. — Самое то! Лучше не сказать.

Мрак нехотя, борясь с собой, поднялся с ее колен. Вздохнул, отошел на пару шагов. Лицо его стало землистого цвета, он посмотрел на Елену долгим взглядом, из груди вырвался тяжелый вздох, похожий на стон раненого зверя.

— Давай, — сказал Олег настойчиво.

Мрак метнул на него злобный взгляд. Елена ахнула, сделала движение броситься к Мраку, ибо он вдруг просто рухнул на землю.

Елена все-таки вскочила, под ногами дрогнуло от тяжелого удара. Мрак скрючился, застонал, руки и ноги подтянул под себя, словно прятал их от огня…

Через мгновение из груды одежды поднялся огромный черный пес. Елена мгновение стояла, оторопев, затем с радостным воплем: Лохмач! Ты нашелся! — бросилась к нему, упала на колени, обхватила за шею, запустила пальцы в густую черную шерсть, прижималась к его огромной, как башня танка, голове.