Хегор с отвращением покидал старинные монеты обратно в остатки сундука. Серебро теперь лишь чуть покалывало. Хегор воткнул камни обратно, растёр в ладонях грязи, замесил на слюне, пытаясь замаскировать следы вторжения, набросал древесной трухи. Подобрал какую-то истлевшую тряпку и долго ею махал, подняв тучу пыли. Осядет, и следы будут незаметны…
— Ну и зачем я это делаю? — спросил себя. — Расчитываю, что ли, вернуться?..
Он попятился к выходу из башни, но замешкался у двери.
Не давая себе возможности передумать, встал на подоконник, протиснулся, — даже здесь, на самом верху башни, окна были словно бойницы, — и шагнул вниз.
Свистнул воздух, камни двора больно ударили по ногам. Хегор сложился вдвое, спружинил, при этом угодил коленями себе в подбородок и… сильно прикусил язык, едва вовсе не отхватив острыми зубами.
Неловко завалился на бок, прислушался к телу, — оно быстро залечивало повреждения от удара. Их было немного, больше всего пострадал язык.
Впрочем, он уже зарос.
Хегор потянулся, с удовольствием ощущая лёгкость и необыкновенную свободу. Не в первый раз подумалось, что быть мёртвым не так уж плохо — и на этот раз Хегор не спешил гнать крамольную мысль.
Перекусив тем, что нашлось под ногами, Хегор зашагал прочь из замка.
Несколько дней он бесцельно скитался по горам и долинам. Осина бессильна. Высота скал оказалась недостаточной, — а теперь и хватит ли величайших вершин? — слишком прочным сделал его
Что же может прервать эту странную не-жизнь?..
Возможно, его могут убить люди. Но Хегор не собирался это проверять, зная, что
Голодом уморить себя тоже нельзя было. Стоило хотя бы несколько часов ничего не есть, настроение портилось, потом мутилось сознание, всё вокруг представлялось лишь пищей… Хегор знал, если он и дальше будет игнорировать настойчивый голод, мир погаснет. Останется только стремительное движение, предсмертный писк жертвы, а потом он очнётся, перепачканный кровью, рядом со зверем с выеденными внутренностями.
Стараясь не доводить себя до такого состояния, Хегор практиковался в охоте, в рыбной ловле. Ел все найденные грибы и ягоды, и ядовитые тоже, — давным-давно убедился, что и они не могут нанести ему вред.
Ещё он учился лепить, — управлять своим телом. Отращивал чешую, шерсть, когти, чуть ли не копыта, по своему разумению распределял ресурсы внутри себя, чтобы всё происходило быстрее. Иногда
Косуля, пугливо прядая ушами, наклонилась к воде. Хегор примерился, готовясь сигануть с дерева, но тут вниз порхнула чешуйка коры и вспугнутая добыча, не тратя времени на оглядки, тут же сорвалась с места.
Хегор проводил её разочарованным взглядом, тихо ругнулся. Ничего не поделаешь, придётся…
Но тут из-за поворота тропы раздался предсмертный вскрик. Хегор спрыгнул с дерева и поспешил в ту сторону. Охотник он был не слишком удачливый, и время от времени приходилось отбивать честную добычу у небольших хищников. Было достаточно угрожающего рычания и неспешного наступления. Как правило, хищники сторонились его, и очень редко нападали. Ну а кто совершал такую глупость, очень быстро присоединялся к добыче.
Нет,
Все эти мысли промелькнули во мгновение ока, ужас ударил, словно боевое заклинание, но на смену ему тут же пришла ослепляющая ярость.
Хегор одолел последние метры и в прыжке сшиб с ног громадного стенолома.
Сцепившись, они покатились и врезались в кусты по бокам тропы. Лёгкий Хегор оказался снизу, стенолом вдавил в землю, с рёвом попытался расплющить… и отпрянул, рявкнул озадаченно, когда хлипкий с виду противник стал выжимать все без малого два центнера его веса.
Стенолом завыл от боли. Когти нападающего с лёгкостью просадили броневую толстую шкуру, тонкие руки сдавили так, что не вздохнуть… дёрнувшись, он стряхнул с себя непонятного зверя, высвободился и бросился в сторону.
Боль пронзила правую руку —