Местный лифт номер тридцать пять между сорок четвертым и пятьдесят четвертым этажами неисправен и требует ремонта: судя по пульту, он не движется.
В подвалах работает автоматика, тихо гудят моторы, терпеливо ждут своей очереди трансформаторы.
Все оборудование работает нормально. Неисправностей нет. Человек во вращающемся кресле за огромным пультом мог отдохнуть и даже слегка вздремнуть.
Его звали Генри Барбер. Он жил с женой Хелен, тремя детьми – десятилетней Анной, семилетним Джоди и трехлетним Питом – и с пятидесятичетырехлетней тещей в квартале Вашингтон-Хайтис. Барбер имел диплом инженера электрика, полученный в Колумбийском университете. Его коньком были шахматы, профессиональный футбол и старые фильмы, которые показывали в Музее современного искусства. Было ему тридцать шесть лет.
Старше он так никогда и не стал.
Он так и не узнал, что явилось причиной его гибели: удар восемнадцатидюймового ломика размозжил ему череп, так что он был убит на месте и избежал ужаса всего происшедшего позднее.
Джон Коннорс немного постоял, разглядывая мигающие лампочки на пульте, потом вышел из комнаты и сбежал по лестнице в подвал, где проходили высоковольтные кабели. Там, за закрытыми дверьми, в безопасном укрытии, где никто не мог ему помешать, он спокойно ждал, время от времени поглядывая на часы.
У него в голове все еще вертелся вопрос, который он задавал себе и раньше, но на который теперь он знал убедительный ответ. Он с наслаждением повторял его снова и снова, изучая толстые электрические кабели и гудящие трансформаторы: «Надо, бить прямо в ворота».
– Всего один удар, – прошептал он, – но такой удар, что и сетка навылет.
Оркестр на площади играл «Звездно-полосатый флаг», и плакаты демонстрантов раскачивались в его ритме.
Раввин Штейн совершил молебен, чтобы Башня своими огромными возможностями послужила миру между народами.
На краю площади надежно окруженная несколькими полицейскими смешанная группа арабов и неарабов скандировала что-то про справедливость для Палестины.
Епископ О’ Тул благословил Башню.
Плакаты, призывающие к ограничению рождаемости и легализации абортов, расцвели, как крокусы по весне.
Преподобный Артур Уильям Уильямс призывал благословение небес, мир и благополучие.
Появились плакаты, требующие обложения налогами церковного имущества.
Преподобный Джо Уилл Томас попытался взобраться по ступеням к микрофонам, но был задержан. Слетев с лестницы, он потерял молитвенник.
Гровер Фрэзи руководил ходом церемонии.
Вначале говорил губернатор – похвалил замысел Башни.
Мэр в своей речи выступал за братство всех людей.
Сенатор Джек Петерс прославлял прогресс.
Конгрессмен Кэрри Уайкофф говорил о выгодах, которые здание принесет городу.
Телекамеры и фотоаппараты прекрасно поработали, запечатлевая перерезание ленты, протянутой поперек одной из дверей парадного входа. Когда вдруг оказалось, что телекомпания Эн-Би-Си прозевала этот момент, срочно доставили другую ленту, и процедуру повторили.
Приглашенные гости потекли через вход в вестибюль к двум автоматическим скоростным лифтам, чтобы после двухминутного путешествия оказаться на самом верхнем этаже самого высокого в мире здания, где уже готовы столы, зажжены свечи, расставлены закуски, приготовлено охлажденное шампанское и стоят в ожидании бармены и официанты.
Часть II
Заместитель начальника городской инспекции пожарной охраны Тимоти О’Рейли Браун. Из заявления для печати.
10
16. 10 — 16. 23
В банкетном зале губернатор с бокалом в руке говорил Гроверу Фрэзи:
– Я ничего не имею против Слуг Господних как таковых, но некоторые из них слишком часто умудряются перегибать палку.
– Вы хотите, чтобы это высказывание стало известно вашим избирателям? – спросил Фрэзи.
Он уже немного расслабился, чувствовал себя гораздо лучше и впервые с утра успокоился. Ничего не скажешь, Уилл Гиддингс со своими новостями подействовал на него угнетающе. Но теперь со всех сторон слышались приветствия и поздравления, его подавленное настроение понемногу развеивалось и наконец исчезло совсем.
Удовлетворенно оглядев зал, он произнес:
– Это могло бы стоить вам немало голосов.
– Знаете, – ответил губернатор, – я не уверен, что мне на это не наплевать. В горах на севере Нью-Мексико у меня есть ранчо. Жилой дом на зеленом лугу на высоте две тысячи шестьсот метров над уровнем моря. В ручье полно форели, а с террасы я вижу четырехкилометровые вершины, с которых никогда не сходит снег.
Он обвел взглядом переполненное помещение:
– Чем дальше, тем больше мне там нравится.
Он подозвал ближайшего официанта:
– Будьте добры, принесите еще один «бурбон» с водой, – потом снова обернулся к Фрэзи. – С шотландским я уже завязал. Привет, Боб, – обратился он к подошедшему мэру.