Башня

Иван не ответил, начал расстегивать бушлат.

– Морду воротишь? – произнес Петрович. Иван снова промолчал, а Петрович подошел сзади, схватил за плечо, развернул к себе.

– Ты морду-то не отворачивай, напарник… нехорошо так, напарничек, некрасиво,– говорил Петрович, обдавая Ивана густым алкогольным запахом.– Ты хоть знаешь, почему я пью?

– Не знаю.– Иван стряхнул с плеча руку.– Не знаю и знать не хочу.

– Эх, Ваня! Тебе лет-то сколько?

– Неважно.

– Это, Ваня, важно… это-то как раз очень важно, напарник.

– Тридцать четыре,– сказал Иван нехотя.

– Э-э! Я думал, побольше тебе будет… А ты, оказывается, еще сынок. Я на пятнадцать годочков тебя постарше.

Вот, значит, как, подумал Иван, ему еще, оказывается, и полтинника нет.

– Сынок! – повторил Петрович.– Тебя, бля, еще жизнь не била.

– Это точно,– буркнул Иван. Подошел щенок, требовательно тявкнул. Петрович спросил:

– Вот скажи: ты под проституцию попал?

– Нет.

– Во! А я попал. понял?

– Да.

– Во! Приехала, понимаешь, соплюшка какая-то из Голландии, правнучка хозяина, и все – аллез капут! В два месяца чтоб с вещичками на выход. Понимаешь?

– Да,– произнес Иван.

– Да хер ты чего понимаешь. Сытый голодного не разумеет… Слушай, а дети-то есть у тебя?

– Нет.

– То-то! А у меня сыну, понимаешь, двадцать один год.

– Это повод, чтобы пить на службе?

– Мудак! – сказал Петрович. Он отошел в сторону, опустился на стул. Повторил негромко: – Мудак. Забрали моего Сашку неделю назад.

– Как забрали? – спросил Иван.

– Как-как? Обыкновенно. Пришли утречком и забрали,– глухо произнес Петрович и скривился, как от зубной боли. Ивану показалось, что Петрович весь как-то сморщился, усох.

– Что натворил-то? – спросил Иван.

– Что натворил? Ничего он не натворил. Ничего! С нищими он.

– Вот оно что,– сказал Иван.– Понятно… Нашел приключений на свою жопу.

Петрович вдруг вскочил, схватил Ивана за ворот. Лицо его оказалось перед лицом Ивана и глаза – красные от лопнувших сосудов, совсем рядом.

– Ты! – почти выкрикнул Петрович.– Ты что же говоришь такое, урод? Он – пацан совсем. И – в тюрьме… А ты? Ты же первый должен… Ты же офицер!

– Руки убери,– сказал Иван тихо.

– Ты же, блядь такая. – говорил, брызгая слюной, Петрович.

– Руки! – перебил Иван.– Руки убери!

– Да ты же! – Петрович не слушал Ивана и, кажется, не слышал и себя.– Да ты же, блядь такая, должен…

Иван ударил его в солнечное сплетение – несильно, но Петрович осекся на полуслове, вытаращил глаза и отпустил воротник Ивана. Иван легонько толкнул напарника, и Петрович осел на пол. Затявкал щенок. Он не понимал, что происходит, но интуитивно ощущал, что что-то нехорошее, неправильное.

– Я,– сказал Иван жестко,– никому ничего не должен.

– Сука,– просипел Петрович.

– Я не сука. И никому. Ничего. Не должен. Я все свои долги уже отдал… под Ачхой-Мартаном. Понял, напарник?

– Урод, бля,– просипел Петрович. Он сидел на полу, глотал ртом воздух, смотрел на Ивана снизу вверх – с ненавистью.

А Иван продолжил:

– А теперь этот Ачхой-Мартан, Чечен-аул, по Невскому – вон, посмотри! – рассекает на «мерсюках» и «бомбах». Хозяева! Вот тебе и весь хрен до копейки. А ты говоришь: должен! А я не должен! Никому! Ничего! Я свой долг отдал… Я, вообще, по жизни пиво пью. И не мешайте мне пить мое пиво. а больше я ни хера не знаю. И знать не хочу. И ни хера мне не надо. Ясно?

Иван вышел из караулки, Петрович с ненавистью смотрел ему вслед.

Иван вытащил из кармана пачку сигарет, закурил. Было уже почти светло. Над станцией целеустремленно пролетела куда-то воронья стая.

Иван ехал в сторону города, к кольцевой. Обычно он подбрасывал Петровича до «кольца», но сегодня Петрович в Иванову «Ниву» не сел – уехал на служебной развозке, которая привезла смену. Иван сказал:

– Зря ты, Герман Петрович. Унюхают запах – настучат в абвер. А абвер, сам знаешь, начнет копать…

Петрович отмолчался, Иван пожал плечами: мол, вольному воля. Иван попрощался с Жильцом. Щенок заскулил. Он уже понимал, что Иван уходит на двое суток.

Щенка на станцию принес Иван. Дело было так. Месяца три назад Иван вышел из дому, направился в магазин. В тот вечер он ждал Лизу и хотел купить бутылку приличного вина. Думая о своем, он шел через двор соседнего дома. Там, на останках спортплощадки, двое подростков играли в баскетбол. Вернее, они просто бросали мяч в кольцо. Иван еще удивился: чего это они играют в баскет мячом для регби?.. Мяч взлетел над площадкой, шмякнулся о щит, о кольцо с обрывком сетки и упал на снег. Он как-то странно упал, а подростки рассмеялись. Иван присмотрелся и вдруг увидел, что никакой это не мяч для регби – это щенок. Сначала Иван не поверил себе. Уроды смеялись. «Мяч» попытался ползти, за ним тянулся кровавый след.

Один из подростков сказал:

– Во живучий какой.

У Ивана зашумело в висках… Второй подросток отозвался:

– А ты говорил, что он и трех бросков не выдержит. Вот уже семь, а он живой.

– Не тренди. Не семь, а шесть!

– Нет, семь. Я считал…

Потом, позже, Иван думал: как хорошо, что они убежали. Иначе я мог бы их изувечить.