Башня

– Это что? Танец такой? – Я совсем ошалел.

– Мое любимое упражнение. – Алиса ни на мгновение не замедлила своего кружения. – Только надо обязательно по часовой стрелке, и тогда получается, что ты заводишь пружину.

– Какую пружину?

– Пружину времени.

– Как у тех китайцев?

– Умничка!

Продолжая вращаться, Алиса рассмеялась, а я ошарашенно кивнул.

В самом деле, чего проще: хочешь быть молодым, шагай себе задом наперед или кружись по часовой стрелке. До полного младенчества и окончательного поглупения. Последнее со мной, верно, и приключилось. Во всяком случае, я отчетливо понимал: сегодня я связался с девчонкой сказочной, удивительной и стопроцентно сумасшедшей.

Глава четвертая Урок с Эсэмом

(За 30 дней до катастрофы…)

Своего кабинета у Эсэма не водилось. Как-то вот обделили нашего любимого препода. Поэтому уроки изо у нас обычно проходили где попало. Помню, несколько раз нам приходилось заниматься и в физзале. При этом Эсэм не роптал и, как нам казалось, даже находил определенное удовольствие в затянувшемся путешествии по школе. Сегодня в одном кабинете, завтра в другом – прямо как в турпоходе.

Звали его Сергей Александрович Малышев, но мы именовали его по первым двум буквам имени и фамилии – «Эс» и «Эм». Между прочим, и сам предмет «изобразительное искусство» у нас оставили вопреки учебному расписанию. Так уж вышло, что обществознание вести было некому, и пустоту заполняли случайные волонтеры со стороны – то учитель истории, то завуч, а то и вовсе учителя английского с немецким. В конце концов брешь закрыл наш героический Эсэм – однако при условии, что ему сохранят уроки рисования. Так и уцелело у нас изо. Что же касается изменившегося обществознания, то оно стало одним из увлекательнейших школьных предметов. Многие в классе всерьез полагали, что Эсэм с легкостью мог бы подменить половину учителей. Должно быть, о том же самом подозревали и сами педагоги, потому и не давали Эсэму собственное помещение, потому и выживали правдами и неправдами из школы. Любили, уважали – и все равно выталкивали из общего гнезда как опасного конкурента, как фон, на котором все они блекли и жухли. Будь у Эсэма характер почерствее, давно бы выкинули на все четыре стороны, но наш учитель изо был добр, мудр и сказочно обаятелен, что и удерживало его на поверхности школьных вод вопреки всем известным законам физики. Бабочку – ее ведь тоже не у всякого поднимется рука прихлопнуть. Вот и для наших учителей Эсэм был подобием диковинной бабочки.

Сегодня мы занимались в классе малышей, учительница которых благополучно заболела. Заходившие в помещение тут же принимались хихикать и неуклюже примерялись к крохотным партам.

– Как мы только сюда влезали?! – Долговязый Олежа Краев, рост которого уже пересек пограничную черту в метр девяносто, попытался уместить себя за столешницу первоклашек и опасно застрял.

Вдоволь поиздевавшись, бедолагу кое-как выдернули обратно.

А еще в классе стояло пианино, за которое, дожевав столовский бутерброд, немедленно пристроился Славка. Тут он, пожалуй, смотрелся вполне органично – прямо ковбой на лихом скакуне. Дверь тут же прикрыли, а Славка, разогрев пальцы на «Собачьем вальсе», заиграл нечто роковое с хулиганскими аккордами. Как-то вот получалось у него это – чуть ли не экспромтом. Он и на нас при этом поглядывал, точно заправский тапёр.

Взгромоздившись на парты, парни уважительно хмыкали, девчонки стояли обособленными кучками и, скрестив на груди руки, тоже внимательно слушали. Улька Дёмина, наша первая королева красоты, как и положено, стояла в окружении свиты. Лариска Завьялова (мы звали ее Герцогиней) паслась там же, косясь то на Славку, то на меня.

Я тоже косился. Поочередно на всех одноклассников. Так, должно быть, действовала на нас музыка – бередила струнки, которые в обычном состоянии безмолвствовали.

Гудящее пианино озвучивало то, о чем стеснялись говорить вслух, но, конечно, знали все присутствующие. Знали о том, что сам Славка старается сейчас исключительно для Лариски, что большая часть девчонок вовсе не прочь занять ее место, да только надеяться на это смешно. Он ведь и французский зубрил, и по клавишам долбал – все только чтобы завоевать ее внимание!

Сам я когда-то долго и преданно любил Ульку. Любил до тех самых пор, пока не повстречал Алису. И что-то скоропостижно случилось с моей прошлой любовью – забылась, пожухла, будто и не было. Впрочем, Улька про это ничего не знала, по-прежнему порхая там и сям, сознательно кружа головы, денно и нощно закрепляя свой статус королевы, без которого она, вероятно, уже не видела смысла посещать школу. Возможно, по этой же причине на Славку она поглядывала с особым недоумением, и это подмечали все. Глаза у нее в такие минуты становились то злыми, то по-коровьи грустными. Да и с Лариской она вела себя крайне непоследовательно – периодически ссорилась, нехотя мирилась.