Башни земли Ад

— Да. Я понимаю, о чем ты. Но внешность обманчива. Османы уже не один десяток лет обретаются на византийских землях. А слуга и вовсе может быть не ромеем.

Но, по сути, ты прав. Связь между принцессой Анной и купцом из тех самых мест, откуда она сейчас прибыла, наводит на размышления. Тем паче, судя по словам герцога, Анна расхваливала ему Тамерлана как любителя прекрасного, почтенного мудреца, вынужденного покорять мир исключительно в порядке самообороны. Ты прав, — повторил Камдил, — следует обратить внимание на связь этой парочки с высочайшим дуэтом.

Стоя в затененной нише окна, Камдил направлял усиленное внимание на «дуэт». Вернее, как и подобало в танце труа-а-труа, таковых было три. Под звон лютневых струн и подвывание шеврета — французского родича шотландской волынки — пары церемонно скользили по драгоценному паркету, усыпанному лавандой и розмарином, сходясь, расходясь, куртуазно раскланиваясь и сменяя друг друга. Среди кавалеров изысканностью и великолепием отличался сам герцог, сопровождаемый иными героями сегодняшнего дня. Их дамы — сама герцогиня, несравненная Анна Венгерская, и некая прелестница двора, имени которой Камдил не знал, притягивали взоры окружающих, как и подобало первым красавицам Бургундии. Специально для сегодняшнего бала Анна Венгерская отказалась от привычных восточных нарядов. Отказалась в пользу темно-лилового платья с шитой золотым узором алой оторочкой и горностаем на плечах. На длинной изящной шее красовалось изумительной работы жемчужное ожерелье с тонкой работы подвесками.

— Лис, ты видишь то же самое, что вижу я?

— Это ты насчет тюбетейки, или тебе мониста понравились? Ясен пень, вижу.

— Сережа, это не тюбетейка, а тюрбан.

— Да все равно — привет из солнечного Узбекистана.

— Насколько я помню курс географии, в Узбекистане жемчуг не добывают. А очень похоже, что жемчужины на шее Анны Венгерской и на головном уборе ее кавалера из одного комплекта.

— У вас там, в Итоне, географы малахольные. В Узбекистане добывают все, шо угодно. Главное — знать у кого.

— Лис, ты понял, о чем я говорю?

— Да уж, как тут не понять!

На голове Жана Бесстрашного, ошеломляя благородное общество доселе невиданным покроем, высился темно-лиловый тюрбан, расшитый по краю изумительным скатным жемчугом. Длинный край экзотического в здешних широтах головного убора спадал на грудь, и все придворные модники готовы были в клочья разорвать собственные шапероны[5] и отдать последний ливр за этакую восхитительную диковину.

— Вот к гадалке не ходить, завтра наш грекотурок получит заказов по числу отваленных им жемчужин. Хорошее вложение.

— Лис, я не о том. Это один и тот же шелк, и один и тот же жемчуг.

— И че?

— Сережа, как ты не понимаешь! Он в ее цветах!

— Во всей клумбе сразу?

— О господи! Он надел ее цвета. То есть объявляет себя ее официальным поклонником.

— Ну, тебе видней. Но, по-моему, здесь этих поклонников, шо котов на валерьяновом озере.

— Где-где?

— Неподалеку от молочных рек с кисельными берегами.